Господин Жакаль притворился, что он не расслышал, и подошел к хозяйке пансиона, оглушенной тем, какой оборот приняло дело.
— Сударыня, — сказал он, — имею честь почтительнейше откланяться.
Потом прибавил совсем тихо:
— Еще раз передайте мадемуазель де Вальженез, что я исполнял свой долг и умоляю ее забыть о моем визите, слышите?
— Забыть о вашем визите... Понимаю, сударь.
Еще раз поклонившись г-же Демаре, полицейский вышел, знаком пригласив Жюстена и Сальватора следовать за ним.
Сальватор, как видели читатели, не терял надежды соединить Жюстена и Мину без помощи г-на Жакаля и потому, казалось, примирился с метаморфозой в поведении полицейского. Но этого нельзя было сказать о Жюстене: ведь сам г-н Жакаль заставил его поверить в то, что напал на след похищенной Мины!
Как только они оказались за воротами, он остановил полицейского.
— Прошу прощения, господин Жакаль!
— Чем могу служить, господин Жюстен? — спросил тот.
— Мне показалось, что сначала вы сказали: "Ищите женщину!", потом — "Женщина у нас в руках!", а затем прибавили: "И эта женщина — мадемуазель Сюзанна!"
— Я так сказал, сударь? — удивился полицейский.
— Да, сударь, я лишь повторил ваши собственные слова.
— Господин Жюстен, вы, должно быть, ошибаетесь.
— Господин Сальватор — свидетель тому.
Полицейский бросил на Сальватора взгляд, который означал: "Вы-то меня понимаете: помогите мне выйти из этого затруднительного положения!"
Сальватор в самом деле отлично понимал г-на Жакаля, но не собирался спускать ему малодушие и потому был беспощаден:
— Могу поклясться, дорогой господин Жакаль, что, если мне не изменяет память, вы нам сказали слово в слово то, что сейчас повторил вам господин Жюстен: мадемуазель Сюзанна была соучастницей похищения.
— Эка невидаль! — вытянув губы трубочкой, произнес г-н Жакаль. — Люди всегда ошибаются, когда говорят подобные вещи, не имея доказательств. Соучастница! Если я сказал, что девушка была соучастницей, то ошибся.
— Как, сударь?! Да вы же первый выдвинули против нее обвинение! — вскричал Жюстен. — Только вспомните, что вы о ней говорили в комнате несчастной Мины!
— "Обвинение" — неудачное слово. Я, может быть, ее подозревал, да и то...
— Значит, теперь вы ее уже не подозреваете?
— Я далек от того, чтобы подозревать невинную девочку! Что вы! Храни меня Господь!
— А как же плотно сжатый рот, — сказал Сальватор, — жесткий взгляд, злобное выражение лица?
— Такой она мне показалась издали. Но когда я увидел ее вблизи, все изменилось: изящный ротик, гордый взгляд, благородное лицо...
Однако Жюстен, кажется, не удовлетворился таким ответом; после первого впечатления, высказанного г-ном Жакалем о мадемуазель де Вальженез, такая похвала выглядела, по меньшей мере, странно.
— Заходите ко мне, господин Жюстен, — пригласил полицейский, торопливо садясь в карету, — заходите сегодня в восемь в префектуру: возможно, у меня будут для вас приятные известия. Я, как только вернусь, привлеку всех своих людей к участию в этом расследовании.
— Возвращайтесь домой, Жюстен, — сказал Сальватор, сердечно пожимая бедному учителю руку, — обещаю менее чем через сутки сообщить, чего вам следует опасаться и на что надеяться.
Видя, что г-н Жакаль захлопывает дверцу кареты, он воскликнул:
— Что же это вы делаете, господин Жакаль? Вы меня сюда привезли, вы должны и назад отвезти! Кстати, — прибавил он, усаживаясь рядом с полицейским и закрывая дверцу за собой, — мне надобно побеседовать с вами о Вальженезах!
— В Париж! — приказал кучеру г-н Жакаль, который предпочел бы, очевидно, ехать в одиночестве.
Лошади поскакали крупной рысью.
Жюстен возвратился пешком, печальный, мрачный, не очень рассчитывая на обещание Сальватора.
LXXVI
ГЛАВА, В КОТОРОЙ АВТОР ПРОСИТ ЧИТАТЕЛЯ НЕ ПРОПУСТИТЬ НИ ЕДИНОЙ СТРОЧКИ
Господин Жакаль забился в угол кареты; Сальватор устроился в другом.
Карета стремительно приближалась к Парижу.
Вопреки тому, что Сальватор сказал, садясь в нее, он, казалось, решил не прерывать размышлений г-на Жакаля. Но он не сводил с него насмешливого, почти презрительного взгляда. Господин Жакаль встречался с ним всякий раз, как поднимал глаза.
Однако настала минута, когда объяснение, которого, по-видимому, ждал от него Сальватор, стало казаться полицейскому менее неловким, чем такое молчание.
Он поднял, снова опустил очки, потом с возрастающей энергией втянул в нос две-три понюшки табаку, наконец решился и окликнул комиссионера.