Последние десять дней весь Париж обсуждает выборы в Академию; значит, придется поговорить об Академии и нам; позвольте же поделиться несколькими довольно необычными соображениями, которые родились у нас на этот счет.
Лишь только объявляется новый претендент на академическое кресло, галантные поклонники наших прославленных дам хором затягивают одну и ту же льстивую песню:
— Да ведь это вам, сударыня, следовало бы баллотироваться в Академию!..
Тотчас некий академик спешит принять участие в разговоре:
— Я, сударыня, обещаю вам свой голос.
Затем с улыбкой очаровательной или отвратительной (смотря по своим возможностям) академик добавляет:
— Право, отчего бы не завести во Французской академии два кресла специально для дам: одно отдать Жорж Санд, а другое — госпоже Такой-то?.. (На второе кресло в каждом салоне своя претендентка.) Отчего бы не позволить женщинам большого таланта стать членами Академии?..[571]
Отчего?.. Сейчас узнаете…
Оттого что это было бы ненормально, непоследовательно, смешно и не в наших правилах. Мы ответим вам вопросом на вопрос: разве могут женщины мечтать об академическом кресле в стране, где они не могут претендовать на трон? Разве могут они гордиться своим пером там, где им отказывают в скипетре? Разве могут далеко пойти благодаря своему гению, если не имеют никаких преимуществ благодаря происхождению? Зачем вы даруете им привилегии, если отняли у них законные права? Во Франции женщина может быть герцогиней или графиней, лишь если она вышла за герцога или графа; что ж, значит, академикшей она может стать, лишь если вышла за академика. В стране прекрасных рыцарей женщинам заказано личное достоинство; их единственное право — сверкать отраженным светом; повсюду — и вы прекрасно это знаете — они наталкиваются на салический закон[572]; не пытайтесь же их от этого закона освободить; исключения опасны: они нарушают равновесие, рождают безумные надежды и отдаляют угнетенных от благословенного, счастливого мига — мига, когда жертвы проникаются смирением и начинают черпать в нем свою силу. СМИРЕНИЕ! возвышенное слово, за которым скрывается так много всего: разгаданная тайна, отысканное сокровище, хитроумные уловки, нежданная помощь, сыгранная роль, незаметные труды, потаенные люки, шелковые лестницы, замурованные двери, вертящиеся зеркала, неслышные шаги, семейная война, тайное могущество, глубокая вера, мрачная гордыня, непреклонная скромность, учтивая ненависть, презрительная вежливость, ласковая месть, вечная горечь, — вот что скрывается у женщин за словом «смирение». Понятно, насколько важно им смириться без промедления и без остатка.
Мужья и тираны, если женщина произнесла страшные слова: «Как быть! пришлось смириться…» — трепещите!.. начиная с этого дня, распечатывайте ее корреспонденцию, обыскивайте все ящики ее комода, ее секретера и рабочего стола[573]; спите только вполглаза и не пейте ничего кислого.
О галантные законодатели! Не трогайте салического закона; это мудрый закон, который не нужно менять ни в одном пункте. Женщины должны не проклинать, а, напротив, ценить этот закон, ибо, по видимости унижая их, он на самом деле им льстит. Неужели вас никогда не удивляло, что народ Франции, народ трубадуров и паладинов, рабов любви и защитников красоты, оказался тем единственным народом, который навеки лишил женщин права на престол[574] и отнял у них все привилегии, как дворянские, так и литературные? Неужели вас никогда не удивляло, что этот народ, состоящий из обожателей прекрасных дам, вынес столь суровый приговор женщинам? Как же можно иметь разом нравы столь куртуазные и законы столь безжалостные? В чем причина этого удивительного противоречия?
— В зависти.
— Мужчины завидуют женщинам?
— Не совсем так… Французы завидуют француженкам, и у них есть на то основания…
Итальянец умнее итальянки.
Испанец умнее испанки.
Немец умнее немки.
Англичанин умнее англичанки.
Русский умнее русской.
Грек умнее гречанки[575].
Но француженка умнее француза.
Спешим уточнить, что мы не имеем в виду людей высшего ума, людей выдающихся. Во-первых, человек безупречного ума принадлежит всем странам мира, что, впрочем, не мешает ему принадлежать своей собственной стране: что ни говори, гений всегда универсален; во-вторых, умный мужчина всегда умнее умной женщины по той простой причине, что человек высшего ума, человек гениальный, соединяет в своей персоне все природные совершенства, и мужские, и женские; мужская сила в нем сочетается с женской деликатностью. Доказать, что гениальному мужчине свойственны женские достоинства, нетрудно: достаточно сказать, что ему присущи также и женские недостатки; он капризен, раздражителен, впечатлителен, беспокоен, подозрителен, ревнив, как балованное дитя; вдобавок он отличается тонкостью и хитростью — а если учесть, что на его стороне также сила и стойкость, это уже явный перебор. Что же касается гениальной женщины, она этими двойными преимуществами не обладает (исключения лишь подтверждают правило); как она ни старайся, ей не обзавестись ни мужскими достоинствами, ни мужскими недостатками. Сила, которую женщина лихорадочно пытается придать своему таланту, всегда останется преходящей и бесплодной; после этих судорожных попыток — своего рода интеллектуальной эпилепсии — женщина всегда будет снова впадать в состояние расслабленности и смятения; ведь эта заемная энергия отнимает у нее природные силы, которые она черпает не в накале страстей, не в глубине ученых штудий и не в мощи философических размышлений, а в тонкости наблюдений, в пылкости верований и возвышенности чувств.
571
Первой женщиной, избранной во Французскую академию, стала Маргерит Юрсенар; произошло это в 1980 г.
572
Салический закон, восходящий к «Салической правде» — собранию законов салических франков VI в., запрещал не только передачу престола наследникам по женской линии, но и вообще наследование имущества (а равно и дворянских титулов) дочерьми. Принятый во Франции в 1804 г. Гражданский кодекс продолжал эту традицию и предоставлял женщине очень мало прав: замужняя женщина, наряду с несовершеннолетними и умалишенными, объявлялась недееспособной в гражданских и имущественных делах; имущество супругов было общим, однако правом распоряжаться им обладал только муж; для сделок и управления своей долей имущества жене надлежало получить письменное согласие мужа; дискриминационным было законодательство о признании внебрачных детей, об опеке над детьми; развод, допускавшийся кодексом 1804 г., в 1816 г. был вообще отменен (см. подробнее:
573
Это право контролировать переписку жены предоставлялось мужу французским законом (см.: Histoire de la vie privée. P., 1987. T. 4. P. 125–126).
574
Разительный пример отказа от салического закона продемонстрировала в XIX в. Испания: король Фердинанд VII передал престол своей дочери Изабелле (см. примеч. 1 /В файле — примечание № 111 —
575
В следующем фельетоне (31 марта 1844 г.) Дельфина сообщала о «множестве невольных и простодушных признаний», которые были ей сделаны читателями данного фельетона и немало ее позабавили. Один собеседник оспорил мнение, что испанцы умнее испанок, на том основании, что в Испании имел дело с несколькими исключительно умными женщинами; другой возразил, что итальянки ничуть не глупее итальянцев, потому что он лично знает одну чрезвычайно умную итальянку… «Что ж, господа, — заканчивает Дельфина этот пассаж, — мы готовы уступить и признать, что женщины во всех странах мира умнее мужчин. Нам эта уступка решительно ничего не стоит» (2, 222–223).