Провинциалы по-прежнему здесь, но их не узнать. Их манеры и повадки переменились полностью; куда делось то простодушное изумление, которое немедленно указывало на их происхождение? куда делись те поразительные уборы, которые обличали их малую родину? куда делись белые остроконечные галстуки, обдуманные с таким тщанием и завязанные с такими претензиями, куда пропали тоненькие черные галстуки, завязанные раз, и еще раз, и еще несколько раз и свисающие до пояса, словно веревочная лестница? куда делись гобеленовые жилеты, зеленые перчатки и часы на ленте из красного бархата? Провинциалы нынче одеты точь-в-точь как элегантнейшие из наших денди, то есть с умной простотой; они ходят, как обычные люди, не вертя головой по сторонам; ничто их не останавливает, ничто не поражает; они в курсе всех событий, они смотрят на мир с превосходным равнодушием, отличающим людей, чье любопытство было не раз обмануто, а симпатии не раз узурпированы; и не сохрани они своего произношения, которое выдает их с головой, и своего языка, который не утратил грамматической невинности, их запросто можно было бы принять за чистокровных парижских зевак.
Эрудиция же их столь безгранична, что вынести это, право, невозможно; на каждом шагу они унижают нас своими разнообразными познаниями; они педанты, ничем не уступающие тем самозваным ученым, которых запоздалые успехи на ниве просвещения наполняют весьма незавидной гордостью. Эти парижане-выскочки — куда большие парижане, чем те, которые прожили в Париже всю жизнь, точно так же как вельможи-выскочки куда более кичливы, чем те, кто знатен от рождения. Для провинциалов нет большего удовольствия, чем смутить парижанина; цель их жизни — поймать нас врасплох. Что же до нас, мы часто предоставляем им эту возможность. Мы плохо знаем столицу; у нас вечно недостает времени осмотреть сегодня то, на что можно взглянуть и завтра; самое большее, что мы видели, — это несколько самых главных достопримечательностей нашего славного города, и поддержать беседу на парижские темы с туристом, полным свежих впечатлений, мы решительно не в состоянии.
Поэтому мы для них такая легкая и аппетитная добыча! С каким наслаждением эти умники язвительно бросают нам: «Как же так? Вы сочиняете „Парижский вестник“ и вовсе не знаете Парижа?!» А после этого вновь принимаются устраивать нам ловушки; один такой провинциал давеча нас вконец измучил; он явился к нам нарочно для того, чтобы убедить наших друзей в нашем невежестве, а заодно — с акцентом, который мы предоставляем вам вообразить самостоятельно, — похвастать новоприобретенными драгоценными познаниями.
— Вчера, — объявил он, — мы осмотрели мануфактуру Гобеленов; было очень интересно[595]. — Мы ответили молчанием; он продолжал: — Вы не находите, что это очень интересно? — Мне там бывать не довелось. — Как?.. вы… вы не видели эту чудесную жемчужину? — Меня туда многократно приглашали; мне этого довольно. — О, Гобелены восхитительны; но, пожалуй, фарфоровый завод в Севре еще лучше; мы там давеча побывали и вернулись в полном восторге; я посетил несколько фарфоровых заводов, но этот самый лучший из всех. — Пожалуй. — Вы, должно быть, бывали там сотню раз? — Я? Ни единого раза, но меня туда не раз приглашали, и это отбило у меня охоту. — Как же вы ленивы! Вам никогда не сделать того, что сделали мы в четверг… да, точно, в прошлый четверг; мы поднялись на вершину Вандомской колонны, а во второй половине дня, около четырех пополудни, снова поднялись, только теперь уже на вершину Триумфальной арки! — Ах, боже мой! можно запыхаться только от одних рассказов об этих восхождениях… утром колонна, вечером Триумфальная арка! — Мы поднялись и туда, и туда в один и тот же день. — Да сколько же можно карабкаться по лестницам! — Зато нам открылись такие виды! Особенно с Триумфальной арки — нам там так понравилось, что мы провели наверху целый час; с Вандомской колонной вышло похуже; во-первых, подниматься туда нужно очень долго, лестница скверная, нам даже пришлось оставить наших дам внизу; а потом, не успели мы взобраться наверх, как у кузена Тюпиньера вдруг закружилась голова; ему вообще с тех пор, как мы приехали в Париж, все время неможется, вот нам и пришлось сразу отправиться вниз. — Ох, как я вам сочувствую; осматривать Париж — такая мука.
595
Фабрика Гобеленов, или Королевская мануфактура тканей, основанная еще в середине XV в. Жаном Гобеленом, входила в перечень тех достопримечательностей, которые считали своим долгом осмотреть все любознательные путешественники.