Новый роман Поля де Кока носит название «Зизина»: это имя вселяет в нас самые добрые предчувствия. Репутация Поля де Кока упрочивается с каждым днем, несмотря на презрение, которое питают к нему наши чересчур взыскательные авторы. Мы, со своей стороны, полагаем, что можно выказывать превосходный талант, даже работая в заурядном жанре, и предпочитаем хорошее полотно Тенирса дурному подражанию Миньяру[162]. Мы предпочитаем гризетку, которая чисто говорит на своем языке, княгине, которая на сцене «Драматической гимназии»[163] изъясняется, как прачка. Наконец, мы предпочитаем узкий круг, изображенный правдиво, большому свету, выдуманному нашими модными авторами, и объявляем им со всей откровенностью: для того чтобы изобразить хорошее общество, у них не хватает фантазии.
Жюль Жанен сочинил очень забавную статью о новой драме господ Ансело и Поля Фуше, представленной недавно на сцене «Водевиля»[164]. Ответственность за: 1) комедию госпожи Ансело; г) драму господина Ансело; 3) влюбленность всех сорокалетних женщин — господин Жанен возлагает на господина де Бальзака. Господин Жанен судит слишком сурово. Если верить ему, сорокалетнюю женщину открыл нам не кто иной, как господин де Бальзак; господин Жанен называет его Христофором Колумбом сорокалетней женщины[165]. «Женщина тридцати-сорока лет, — пишет Жюль Жанен, — слыла в прошлом неподвластной страстям, а следовательно, не существовала ни для романа, ни для драмы; сегодня же, благодаря этим триумфальным открытиям, сорокалетняя женщина царит в романе и драме полноправно и единолично. На сей раз Новый свет одержал полную победу над Старым, сорокалетняя женщина вытеснила из литературы шестнадцатилетнюю барышню. — Кто там? — грубым голосом осведомляется драма. — Кто там? — нежным голоском спрашивает роман. — Это я, — отвечает шестнадцатилетняя краса с жемчужными зубками и белоснежной кожей, с прелестным овалом лица, чарующей улыбкой и кротким взором. — Это я! Я ровесница Расиновой Юнии, Шекспировой Дездемоны, Мольеровой Агнесы, Вольтеровой Заиры, ровесница Манон Леско аббата Прево и Виргинии Бернардена де Сен-Пьера. Это я! я ровесница всех юных и невинных героинь Ариосто и Лесажа, лорда Байрона и Вальтера Скотта. Это я — юность, недолговечная, но полная надежд и без страха глядящая в будущее! Я — ровесница Цимодоцеи и Атала, Эвхарис и Хименьр[166]! Я нахожусь в том возрасте, какому пристали все целомудренные желания и все благородные инстинкты, в возрасте нежности и невинности. Дайте мне приют, господа! — Так обращается шестнадцатилетняя краса к романистам и драматургам, а вот как они ей отвечают: Мы, дитя мое, заняты вашей матушкой; зайдите к нам лет через двадцать, мы посмотрим, что можно для вас сделать».
Ах боже мой, да разве господин де Бальзак виноват в том, что нынче возрастом любви считается возраст тридцатилетний? Господин де Бальзак вынужден брать любовь там, где он ее находит; между тем где-где, а в шестнадцатилетнем сердце ее сегодня не сыщешь. Прежде барышня позволяла себя увезти; повинуясь зову мушкетера, она взбиралась по приставной лестнице и сбегала из монастыря; поэтому тогдашние романы полны монастырей и мушкетеров, приставных лестниц и увезенных девиц. Юлия полюбила Сен-Прё в восемнадцать лет; в двадцать два она по воле родителей вышла за господина де Вольмара: такая тогда была эпоха[167]. В ту пору сердце пробуждалось в шестнадцать лет; сегодня оно подает голос куда позже. Сегодня Юлия, тщеславная и суетная, по доброй воле выходит в восемнадцать лет за господина де Вольмара, а в двадцать пять, разочаровавшись в обольщениях тщеславия, убегает с Сен-Прё — по любви. В наши дни смолоду сердца исполнены гордыни. Девушка согласна выйти только за такого жениха, который обеспечит ей положение в свете, большое состояние, хороший дом. Жених, который не имеет за душой ничего, кроме надежд, будет отвергнут; ему предпочтут старика, у которого все надежды давно сбылись. Вы ссылаетесь на старинных авторов: они изображали свое время. Позвольте же господину де Бальзаку изображать наше. Вы упомянули Расинову Юнию? — Нынче она недолго думая согласилась бы на предложение Нерона и стала императрицей. — Манон Леско? — Она только что променяла Де Грие на старого маршала Франции. — Виргиния? — И эта чистая душа, живи она в наши дни, оставила бы Поля и вышла за господина де Лабурдонне[168]. — Атала? — Даже Атала предпочла бы красавцу Шактасу старого отца Обри, не принеси он обета бедности. — Да что там, взгляните на всех тех страстных женщин, которые в наши дни являются предметом пересудов: все они начали с брака по расчету; все пожелали сделаться богатыми, получить титул графини, маркизы или герцогини, а уж потом стать любимыми. Только убедившись, что тщеславие есть не более чем суета сует, они решились отдаться любви; есть даже такие, которые со временем простодушно признали прежнюю ошибку и в двадцать восемь или тридцать лет влюбились без памяти в того безвестного молодого человека, которого отвергли в семнадцать. Итак, господин де Бальзак совершенно прав, когда берет страсть там, где ее находит, и описывает, невзирая на возраст дамы. Прав и господин Жанен, когда утверждает, что это очень скучно; однако если это скучно для читателей, то каково же приходится влюбленным молодым людям, вынужденным восклицать в порыве страсти: «О, как я ее люблю! О, как она, должно быть, была хороша!»
162
Имена, образованные с помощью удвоения слогов (Зизина вместо Зефирина, Фифина вместо Жозефина, Лолотта вместо Шарлотта), указывали на заурядное происхождение героинь, то есть на принадлежность именно к той «мещанской» среде, которую описывал Поль де Кок в своих чрезвычайно популярных романах. Эту же простонародную среду изображали на своих полотнах фламандские художники, отец и сын Тенирсы; в отличие от них Пьер Миньяр рисовал портреты аристократов.
163
Парижский театр, открытый 23 декабря 1820 г.; в репертуаре его были по преимуществу водевили, самые знаменитые из которых принадлежали перу Эжена Скриба. Хотя в середине 1820-х гг. герцогиня Беррийская взяла этот театр под свое покровительство и даже позволила ему именоваться Театром Ее Высочества, благодаря чему он вошел в моду, изысканная аристократическая публика нередко относилась к нему свысока. См. ниже о «Драматической гимназии» как любимом театре «приторных мещанок» в фельетоне от 11 апреля 1847 г. (с. 448). Впрочем, когда в конце жизни Дельфина стала сочинять комедии, последнее ее произведение в этом роде, «Шляпа часовщика», было сыграно (16 декабря 1854 г.) именно на сцене «Гимназии».
164
Рецензия Жанена на водевиль Поля Фуше и Жака Ансело «Соперница», из которой Дельфина приводит ниже обширную цитату, опубликована в «Журналь де Деба» 28 ноября 1836 г. Жанен осуждает авторов водевиля за то, что они положили в основу пьесы соперничество шестнадцатилетней дочери с матерью (ситуация, которая совсем незадолго до того была использована в пьесе Виржини Ансело «Мария», — см. примеч. 24 /В файле — примечание № 134 —
165
Бальзаковской героине, на которую намекает Жанен, было не 40, а 30 лет. В 1831–1834 гг. Бальзак опубликовал несколько рассказов о судьбе молодой женщины. Один из них, датированный 1832 г., носил название «Тридцатилетняя женщина», которое в 1842 г. было присвоено всему циклу. Бальзак сурово карает свою героиню, несчастливую в браке с мужем-солдафоном и в тридцать лет вступающую в любовную связь с другим мужчиной: судьба всех ее детей, как законных, так и незаконных, складывается трагично. Тем не менее это произведение считается — и не без оснований — похвальным словом любви тридцатилетних женщин (именно отсюда пошло выражение «женщина бальзаковского возраста», хотя сегодня под ним подразумевают особ более преклонных лет). Отношения Бальзака с четой Жирарденов не были безоблачными. Бальзак, в конце 1820-х гг. активно сотрудничавший с Эмилем в его первых журналах «Вор» и «Мода», присутствовавший на свадьбе Дельфины и Эмиля и часто бывавший у них в доме, в 1834 г. рассорился с Жирарденом (яблоком раздора стало право собственности на тексты Бальзака, опубликованные в этих журналах), и Дельфине стоило огромного труда примирить писателя с издателем. 16 марта 1836 г., приглашая автора «Тридцатилетней женщины» на чтение своего нового романа «Трость господина де Бальзака», она умоляла и приказывала: «Будет стыдно, если Вас не окажется у меня в этот вечер. […] Приходите, приходите, приходите, приходите!» (
166
Перечислены юные героини трагедий Расина («Британик»), Шекспира («Отелло») и Вольтера («Заира»), комедии Мольера «Урок женам», романа Прево «Манон Леско» и повести Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния», эпопеи Шатобриана «Мученики» (мученица-христианка Цимодоцея) и его же повести «Атала», дидактического романа Фенелона «Приключения Телемака» (нимфа Эвхарис) и трагедии Корнеля «Сид» (Химена).
167
Речь идет о персонажах вышедшего в 1761 г. романа Ж.-Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза».
168
Господин де Лабурдонне — персонаж «Поля и Виргинии», губернатор острова Маврикий, где происходит действие повести.