— Погодите, барин, сперва я приберу комнату, — грустно ответил Жозеф. — Кто-нибудь другой заметит этот беспорядок и поймет, что случилось сегодня ночью с вашим сиятельством.
— А если поймут, то все выйдет наружу, да? — язвительно заметил г-н д'Арвиль.
— Полно, ваше сиятельство, — воскликнул Жозеф, — никто ни о чем не подозревает.
— Никто?.. Да, никто! — горько ответил маркиз.
Пока Жозеф наводил порядок, его хозяин подошел к коллекции оружия, о которой мы уже упоминали, несколько минут внимательно осматривал ее и с мрачным удовлетворением кивнул головой.
— Уверен, ты забыл почистить ружья, вон те, наверху, что лежат в охотничьем футляре.
— Вы ничего не говорили мне об этом, ваше сиятельство… — удивленно проговорил Жозеф.
— Говорил, но ты запамятовал..
— Осмелюсь возразить, ваше сиятельство…
— Воображаю, в каком они должны быть состоянии!
— Не прошло и месяца, как я принес их от оружейника.
— Не важно, как только я буду одет, ты снимешь футляр, я хочу осмотреть эти ружья: быть может, завтра или послезавтра я отправлюсь на охоту.
— Немного погодя я достану их. Когда спальня была приведена в порядок, на помощь Жозефу пришел второй камердинер.
Переодевшись, маркиз вошел в свой кабинет, где находились управляющий г-н Дубле, а также клерк и нотариус.
— Вот купчая, которая уже была зачитана вашему сиятельству, — сказал управляющий. — Остается только подписать ее.
— А вы сами читали ее, господин Дубле?
— Да, ваше сиятельство.
— Этого достаточно… дайте сюда бумагу, я поставлю на ней свою подпись.
Маркиз подписал бумагу, клерк вышел из кабинета.
— Благодаря этой покупке, ваше сиятельство, — торжествующе проговорил г-н Дубле, — ваша земельная рента составит не менее ста двадцати шести тысяч франков. Как прекрасно, ваше сиятельство, получать со своих земельных владений сто двадцать шесть тысяч!
— Я счастливец, не правда ли, господин Дубле? Иметь сто двадцать шесть тысяч земельной ренты! Где найдешь другого такого удачника?
— И это не считая основного капитала, ваше сиятельство.
— И не считая других преимуществ!
— Слава богу, у вашего сиятельства есть все, что может пожелать человек: молодость, богатство, здоровье — решительно все, и главное, — проговорил г-н Дубле, приятно улыбаясь, — красавица жена и прелестная дочка, похожая на херувима.
Господин д'Арвиль бросил зловещий взгляд на г-на Дубле.
Мы отказываемся описать выражение дикой иронии, с которой он обратился к г-ну Дубле, фамильярно похлопав его по плечу.
— Вы правы, — сказал он, — со ста двадцатью шестью тысячами франков земельной ренты, с такой женой, как моя… и с дочкой, похожей на херувима… мне больше нечего желать, не так ли?
— Хе-хе, ваше сиятельство, — наивно ответил управляющий, — остается дожить до преклонных лет, чтобы выдать замуж вашу дочку и стать дедушкой… Вот чего я вам желаю, ваше сиятельство, а вашей супруге желаю стать бабушкой и даже прабабушкой.
— Милый господин Дубле, вы весьма кстати вспомнили о Филемоне и Бавкиде. Вы всегда попадаете в точку.
— Вы очень любезны, ваше сиятельство. Что еще прикажете?
— Ничего… Да, скажите, сколько у вас наличных денег?
— Девятнадцать тысяч триста франков с небольшим на текущие расходы, ваше сиятельство, не считая денег, лежащих в банке.
— Вы принесете мне сегодня утром десять тысяч франков золотом и вручите их Жозефу, если меня не будет дома.
— Сегодня утром?
— Да.
— Я принесу их через час. Больше не будет приказаний, ваше сиятельство?
— Нет, господин Дубле.
— Сто двадцать шесть тысяч франков чистоганом! — повторил управляющий, направляясь к двери. — Сегодня удачный день: я боялся, как бы эта ферма, которая так нам подходит, не ускользнула от нас… Ваш покорный слуга.
— До свиданья, господин Дубле.
Едва управляющий вышел из комнаты, г-н д'Арвиль упал, подавленный, в кресло, положил локти на письменный стол и закрыл лицо руками.
Впервые после получения роковой записки Сары он дал волю слезам.
«Что за жестокая насмешка судьбы, сделавшей меня богачом! Кому нужна отныне эта золотая рамка? Кого в нее вставить? Она лишь подчеркнет мой позор и низость Клеманс! Этот позор ляжет, быть может, и на мою дочь! Да, позор… должен ли я сделать решительный шаг или же пожалеть…»
Тут он вскочил, глаза его сверкали, зубы были судорожно сжаты.
— Нет! Нет! — проговорил он глухо. — Я отомщу. Пролитая кровь помешает мне стать посмешищем! Понимаю теперь ее отвращение… мерзавка!