Родольф весьма ловко скрыл свою радость: очевидно, Мэрф расшифровал написанную чуть ли не иероглифами записку. Грамотей, убедившись, что за извозчиком никто не следует, решил последовать примеру Сычихи, которая дремала или, скорее всего, притворялась, что дремлет.
— Извините меня, молодой человек, но движение кареты всегда оказывает на меня какое-то странное действие: усыпляет, как ребенка, — сказал он Родольфу.
Под предлогом своего мнимого сна разбойник хотел понаблюдать, не выдаст ли их спутник своего волнения. Родольф разгадал эту хитрость.
— Я рано встал сегодня утром; мне хочется спать... я тоже попробую уснуть, — ответил он и закрыл глаза.
Вскоре громкое дыхание Грамотея и Сычихи, которые храпели в унисон, настолько обмануло Родольфа, что он чуть приподнял веки.
Но, несмотря на свой храп, Грамотей и Сычиха держали глаза открытыми и обменивались какими-то тайными знаками с помощью пальцев, как-то странно переплетенных на их ладонях. Этот символический язык мигом прекратился. Обнаружив по какому-то еле заметному признаку, что Родольф не спит, разбойник воскликнул со смехом:
— Ха, ха, приятель... Вы, значит, испытываете своих друзей?
— Это не должно вас удивлять, вы сами храпите с открытыми глазами.
— Мое дело особое, молодой человек, я лунатик...
Извозчик остановился на площади Мадлен. Дождь временно перестал, но гонимые ветром облака были так черны и так низко нависли над землей, что почти совсем стемнело. Родольф, Сычиха и Грамотей направились в Кур-ла-Рен.
— Молодой человек, мне пришла в голову одна мысль... и мысль недурная, — сказал разбойник.
— Какая?
— Убедиться, соответствует ли действительности все, что вы сказали о расположении комнат в доме на аллее Вдов.
— Вы хотите немедленно отправиться туда под каким-нибудь предлогом? Но это может вызвать подозрения.
— Я не так простодушен, как вы думаете... молодой человек... но у меня есть жена по прозвищу Хитруша.
Сычиха вскинула голову.
— Взгляните на нее, молодой человек! Она точно боевой конь, услышавший сигнал горниста.
— Вы хотите послать ее на разведку?
— Вот именно.
— Дом номер семнадцать, аллея Вдов, правильно, муженек? — вскричала Сычиха, горя нетерпением. — Будь спокоен, у меня только один глаз, но видит он хорошо.
— Взгляните, взгляните на нее, молодой человек, ей не терпится побывать там.
— Если она ловко возьмется за дело, я скажу, что ваша мысль недурна.
— Оставь у себя зонтик, чертушка... Через полчаса я вернусь, и ты увидишь, на что я способна, — воскликнула Сычиха.
— Минутку, Хитруша, мы зайдем сперва в «Кровоточащее сердце», это в двух шагах отсюда. Если Хромуля там, ты возьмешь его с собой; он останется сторожить у двери дома, пока будешь внутри.
— Ты прав: он хитер как лиса, этот мальчишка: ему еще нет и десяти лет, а между тем он давеча...
По знаку Грамотея Сычиха прикусила язык.
— «Кровоточащее сердце», что за странное название для кабака? — спросил Родольф.
— Если название вам не по вкусу, пожалуйтесь кабатчику.
— А как его зовут?
— Кабатчика «Кровоточащего сердца»?
— Да.
— Не все ли вам равно? Ведь он-то не спрашивает имена своих посетителей.
— И все же?
— Зовите его, как вам будет угодно: Пьер, Тома, Кристоф, Барнабе, он откликается на все имена... Вот мы и пришли... И вовремя, так как вот-вот снова польет... Как шумит река, точно водопад! Увидите: еще два дня таких дождей, и вода поднимется выше арок моста.
— Вы говорите, что мы пришли... Где же, к черту, кабак? Я не вижу здесь ни одного дома!
— Конечно, потому что вы смотрите вокруг себя.
— А куда же мне смотреть, по-вашему?
— Себе под ноги.
— Под ноги?
— Да.
— Куда именно?
— Вот сюда... сюда... Видите крышу? Только не вздумайте ступить на нее.
Родольф и в самом деле не заметил одного из тех подземных кабаков, которые встречались еще несколько лет тому назад в разных местах Елисейских полей и, в частности, около Кур-ла-Рен.
Лестница, вырытая во влажной жирной земле, вела к некоему подобию обширного рва, к одной из отвесных граней которого прилепилась низкая грязная лачуга с потрескавшимися стенами; ее черепичная, замшелая крыша едва доходила до поверхности земли, где стоял Родольф; два-три сарая из трухлявых досок — погреб, сарай и крольчатник — дополняли этот вертеп.
Узенькая дорожка, шедшая по дну рва, вела от лестницы к двери дома; остальная территория была занята увитой зеленью беседкой с двумя рядами грубых, врытых в землю столов. От ветра заунывно скрипела видавшая виды жестяная вывеска; сквозь покрывавшую ее ржавчину можно было различить красное сердце, пронзенное стрелой. Вывеска покачивалась на стояке, прибитом над дверью этой пещеры, подлинного человеческого логова.