Затем бросился в воду.
В то же мгновение от берега отделились две тени и послышались два громких всплеска.
Каким образом эти люди очутились тут?
Кто они? Еще двое несчастных, искавших в самоубийстве забвения и отдыха от трудов земных!
Нет, потому что они плыли, не погружаясь в воду.
Через несколько мгновений они нырнули и снова появились, поддерживая Марсиаля, лишившегося чувств.
Через минуту они были у берега и, ни слова не говоря, понесли Марсиаля по каменной лестнице.
Возле моста неподвижно стоял экипаж, карета, обтянутая черным сукном, какие бывают на похоронах. Раздался свисток.
Карета быстро подъехала.
Дверца открылась.
— Спасен? — спросил голос из кареты.
— Да, — отвечал один из спасителей.
— Бедный Марсиаль, — повторил голос, очевидно, принадлежавший женщине.
Марсиаля положили в карету.
Затем дверца закрылась.
Вороные лошади, как стрела, помчались по направлению к Елисейским полям.
2
НА БАЛУ
В то время как таинственный экипаж увозил Марсиаля, чудесно спасенного от смерти, возвратимся назад, к дому на улице Сены.
Баронесса де Сильвереаль вошла в зал в сопровождении Люси. Их появление было встречено шепотом восторга. Они с трудом пробирались сквозь плотную толпу гостей, когда хозяин дома бросился им навстречу.
— Я не знаю, как благодарить вас, баронесса, — сказал он. — Время шло, и я уже начинал бояться, что мой праздник будет лишен своего лучшего украшения!
Говоривший эти слова был мужчиной около пятидесяти лет, высокого роста, с вьющимися волосами и почти совершенно белыми бакенбардами. Угловатые черты лица и смуглая кожа указывали на иностранное происхождение.
Герцог де Белен, португалец, долго жил в Южной Америке и владел громадным состоянием. Несколько лет тому назад он приехал удивлять Париж своей роскошью и расточительностью.
Некоторое время спустя по неизвестным причинам герцог де Белен оставил свой великолепный дом в предместье Сент-Оноре, чтобы занять два этажа в доме на улице Сены, который он купил по случаю и превратил в поистине княжеское жилище.
Мало-помалу, по окончании срока контрактов, герцог занял весь дом, и Марсиаль еще оставался в нем до сих пор только благодаря особенному расположению швейцара.
Произнеся этот банальный комплимент госпоже де Сильвереаль, герцог поспешно повернулся к Люси.
— Разве мы не будем иметь удовольствия видеть мадам де Фаверей? — спросил он.
— Моя мать нездорова, герцог.
— Я должна была употребить все старания, чтобы уговорить Люси ехать, — сказала баронесса.
— Смею ли я надеяться, — сказал де Белен с улыбкой, открывшей его белые и острые зубы, — что мадемуазель не будет раскаиваться?
Люси молча поклонилась.
Но внимательный наблюдатель заметил бы, что она слегка побледнела.
Люси де Фаверей, одетая в белое платье с голубыми цветами, являла собой настоящее олицетворение грации и красоты.
Когда де Белен замолчал, она оперлась на руку баронессы де Сильвереаль, как бы ища у нее поддержки.
— Моя сестра, мадам де Фаверей, мало выезжает в свет, — сказала баронесса, — поэтому вполне естественно, что Люси не особенно любит развлечения, в которых ее мать не принимает участия.
Де Белен поклонился. Он провел дам в наиболее оживленный зал и, усадив их, уже хотел продолжить разговор, который, казалось, не доставлял им особенного удовольствия, как вдруг к ним подошел один из гостей.
— Что это, герцог, — произнес пришедший резким и неприятным голосом, — вы, кажется, забываете своих гостей из-за моей жены?…
Де Белен взглянул на него с улыбкой.
— Любезный Сильвереаль, будьте ко мне снисходительны, — ответил он, — мадемуазель Люси слишком прекрасна, чтобы даже самые нетерпеливые не простили мне, что я забылся возле нее на несколько минут.
При этом комплименте, почти грубом по своей прямоте, Люси невольно вздрогнула и закрыла лицо веером.
— Что это, де Белен, неужели вы всегда будете так вести себя? — холодно произнесла баронесса.
— Ну вот, я, кажется, снова сделал глупость! Что делать? Я так долго жил вдали от цивилизации…
В эту минуту доложили о приезде новых гостей, и любезный герцог поневоле должен был оторваться от созерцания своей красавицы-гостьи.
Де Сильвереаль подошел к жене и наклонился к ее уху.
— Ради Бога, — сказал он, стараясь смягчить свой грубый голос, — извините моего друга. Де Белен немного порывист…
Мадам де Сильвереаль полуобернулась к мужу.
— Скажите лучше, что у него нет ни капли благовоспитанности, — перебила она.
— Сударыня!… — гневно бросил де Сильвереаль.
— Извините! Но я просила бы вас не повышать здесь голос. Вы приказали мне приехать — я приехала, вы велели привезти сюда Люси — я исполнила и это, но не требуйте от меня ничего более!
Барон открыл рот, чтобы возразить.
Затем он перевел взгляд на Люси и пожал плечами.
Не сказав ни слова, он скрылся в толпе гостей.
— Боже мой, — прошептала Люси на ухо тетке, — что здесь происходит и зачем я приехала?…
— Что ты хочешь сказать, дитя мое? — с удивлением спросила мадам де Сильвереаль. — Неужели тебя могли испугать несколько слов неловкой любезности?
— Разве вы не видели, какой взгляд бросил на меня барон? Право, можно было подумать, что он угрожает мне.
Мадам де Сильвереаль ответила не сразу.
— Выслушай меня, дитя мое, — сказала она наконец, — и не беспокойся. Пока я жива, с тобой не может случиться никакого несчастья…
— Но эти слова еще больше пугают меня. Значит, нам действительно угрожает опасность?
— Молчи, — сказала баронесса, — ради Бога не спрашивай меня ни о чем, а в особенности здесь.
Потом она взяла Люси за руку.
— Умоляю тебя, забудь эту нелепую сцену, забудь слова, которые я сейчас сказала. Ты молода… Жизнь сулит тебе много радости. Не тревожься ни о чем. Мы же на балу… Посмотри, тебя собираются приглашать на танец! Соглашайся, будь весела и беззаботна, как это положено в шестнадцать лет.
— И вы даете мне слово, что я могу без боязни…
— Клянусь тебе! Твои глаза уже блестят, дорогое дитя. Я сама в молодости прогнала бы всякое беспокойство, если бы речь зашла о танцах… Поступай так же.
В эту минуту к Люси подошел молодой человек и поклонился, приглашая на танец.
Девушка еще раз взглянула на тетку. Та улыбнулась и наклонила голову в знак согласия.
Люси взяла своего кавалера под руку.
Едва они успели отойти, как к баронессе де Сильвереаль подошел мужчина лет сорока, необыкновенно изящный и элегантный.
— Баронесса, — быстро прошептал он, — я должен поговорить с вами.
Мадам де Сильвереаль сейчас же встала и оперлась на предложенную ей руку.
Баронесса де Сильвереаль была в том возрасте, когда женщина действительно красивая, достигает своего полного расцвета. Высокого роста, отлично сложенная, она носила с истинно королевской непринужденностью свой костюм из черного бархата. Ее белые полные плечи казались деталью античной статуи, и, глядя на ее строгий профиль, невольно думалось, что это совершенное создание — статуя, сошедшая со своего пьедестала.
Что же касается того, кто так настойчиво просил минуты разговора у одной из цариц бала, то, как мы уже сказали, это был человек лет сорока, но, в то же время, его возраст трудно было бы определить с точностью.
Арман де Бернэ сочетал в себе природную красоту с изяществом, приобретаемым воспитанием. Его черные глаза сверкали умом и твердостью, а руки, которые без преувеличения можно было бы назвать артистическими, обладали одновременно редкой утонченностью и столь же редкой силой. Но более всего поражало его лицо, дышавшее разумом и благородством.
Говорили, что Арман де Бернэ проводит все свое время в лаборатории и что химия обязана ему не одним важным открытием.