Бискар подошел к ней ближе.
Сделав последнее усилие, она судорожно прижала к груди ребенка. Но она видела, что злодей уже протягивает руки, чтобы вырвать у нее маленькое создание…
Мария громко вскрикнула и упала без чувств.
Бискар взял ребенка и завернул в плащ.
— До свидания, Мария! — бросил он с порога хижины.
Дьюлуфе ждал его. Старая Бертрада лежала без движения.
— В путь! — сказал Бискар, и оба каторжника скрылись во мраке ночи.
8
СЛОВО ЧЕСТИ
Пробило шесть часов.
У Большой Башни сидел человек, пристально глядя на гавань.
На небе уже начал проявляться розоватый свет зари. Тучи разогнало холодным сильным ветром.
Слышны были оклики часовых. Вдруг небо осветилось красноватой вспышкой и раздался выстрел из пушки.
— Еще побег! — прошептал человек.
Прогремело еще два выстрела. На галерах заметили исчезновение Бискара.
— Сегодня день побегов! — заметил Пьер Ламалу, пожимая плечами.
Он наклонился через парапет, пристально вглядываясь в темную воду.
— Ба! Одним каторжником меньше, одним больше! Приготовься, Ламалу, занять опустевшее место…
Говоря это, он провел по глазам своей широкой, обросшей волосами рукой. Крупная слеза скатилась на его всклокоченную бороду.
— Ты плачешь, старое животное, — пробормотал он. — Неужели же ты поверил хоть на минуту, что он действительно вернется?… Ты очень глуп для твоих лет… Да и ты сам, что бы ты сделал на его месте?
Он замолчал, как бы стараясь заглянуть в самую глубину своей души.
— Я бы вернулся, — прошептал он, — потому что у бедного Ламалу есть жена и дети.
Он выбил пепел из трубки.
— Ба! Что сделано, то сделано. Он молод, я уже почти старик, это справедливо!
В душе тюремщика происходила страшная борьба. Он не раскаивался в том, что сделал, потому что любил Жака, как своего собственного сына. Жертва была принесена вполне осознанно и добровольно.
Но Ламалу огорчало то, что Жак дал ему честное слово вернуться. Разве он и без этого не дал бы ему бежать? К чему же эта бесполезная ложь?
Ламалу было досадно, что Жак солгал.
Честные люди чувствуют потребность уважать тех, кого любят.
А между тем время шло…
Тюрьма просыпалась.
Напрасно Ламалу прислушивался в надежде, что какой-нибудь крик, сигнал, всплеск вернет ему спокойствие.
Бедняга думал о своей жене, о своих маленьких детях, которые уже сегодня напрасно будут ждать его…
Он утешал себя мыслью, что, может быть, над ним сжалятся и не заставят его нести ответственность за бегство…
Это, конечно, было бы возможно, если бы время было не такое смутное. Но речь шла о политическом преступнике. В обычном случае еще можно рассчитывать на снисходительность, на человеколюбие, но никак не тогда, когда идет гражданская война…
Ламалу не обольщался попусту. Он знал людей и понимал, что для него нет спасения.
— Дело кончено! — заключил он.
Затем он погасил трубку, прочистил горло, чтобы придать себе храбрости, и твердыми шагами пошел в тюрьму.
Прежде чем открыть дверь в камеру Жака, он на минуту остановился. Конечно, он был бы очень удивлен, найдя там Жака, и тем не менее…
Он вошел. Камера была пуста.
В эту минуту в коридоре послышался шум приближающихся шагов, затем звон оружия.
Он вышел и столкнулся с офицером.
— Мы пришли за осужденным, — сказал офицер.
— Еще нет семи часов, — пробормотал Ламалу.
Но как бы в опровержение его слов часы в эту самую минуту начали бить.
Шесть… семь…
Ламалу вздрогнул и сказал:
— Пленник бежал…
Минуту спустя о побеге стало известно властям.
Множество людей рассматривало выломанную решетку и удивлялось громадной силе того, кто мог это проделать.
В эту минуту один из них произнес:
— Взвод, назначенный для исполнения казни, ждет на эспланаде. Отведите туда тюремщика.
Ламалу вздрогнул.
— Идемте! — сказал он, опуская голову.
Его поставили между двух солдат.
Мрачное шествие тронулось в путь.
Когда вышли из тюрьмы, Ламалу на мгновение, казалось, готов был упасть без чувств, но быстро оправился.
Пришли на эспланаду.
Толпа (всегда находятся охотники до этого ужасного зрелища) заполняла улицы, ведущие к эспланаде.
Тут были собраны войска, назначенные для несения караульной службы на галерах.
Мало того, была приведена даже целая партия каторжников посмотреть на казнь.
Было что-то ужасное в этом чудовищном сборище.
С одной стороны солдаты — представители власти, с другой — каторжники.
Ламалу шел впереди.
Вдруг офицер, возглавлявший шествие, подал знак остановиться. К нему подошел капитан.
— Где приговоренный? — спросил капитан.
— Бежал.
— Кто ему помог?
— Этот человек.
И офицер указал на Ламалу.
Капитан был одним из офицеров, получивших чин ценою измены при Франкфурте и Фрисбурге.
Преступление показалось ему ужасным.
— Его надо наказать плетьми.
Ламалу вздрогнул.
— А потом суд решит участь этого негодяя и отправит его на галеры.
— Но… — начал Ламалу.
— Довольно! — сказал другой, которому было не более тридцати лет.
Он обернулся к группе каторжников.
— Охотники!
— Для чего? — спросил галерный надсмотрщик.
— Чтобы наказать плетьми этого изменника… Надо показать пример… Он помог бежать приговоренному.
— Хорошо.
Надсмотрщик повернулся к каторжникам.
Из среды их вышел один, настоящий Геркулес.
Двое других стали по обе стороны Ламалу.
— Начинайте! — скомандовал капитан.
Ламалу был в одно мгновение опрокинут. Впрочем, он и не защищался.
Он думал о своей семье, о своем доме, где в это время ждали его возвращения…
Каторжник, вызвавшийся произвести экзекуцию, взял веревку и сделал на ней три узла.
С Ламалу сняли платье.
— Одно слово, — сказал капитан, — хочешь ли ты сознаться, почему и как ты помог бежать приговоренному?
— Я ничего не могу сказать. Он бежал сам.
— Ты лжешь!
— Я не могу ответить ничего другого. Я в вашей власти, убейте меня!
— Бей! — бросил офицер каторжнику.
Веревка засвистела в воздухе и упала на плечи Ламалу, который негромко вскрикнул.
Три раза веревка поднималась и опускалась. Кровь выступила на спине несчастного.
В эту минуту на эспланаду вбежал человек, залитый кровью.
Это был Жак.
— Остановитесь! — закричал он.
— Жак! — пробормотал Ламалу. — А! Глупец!
Говоря это, он плакал. Он был счастлив. Жак — честный человек! Но эта рана на груди…
— Сударь, — сказал Жак офицеру, — я бежал без ведома этого человека. Теперь я вернулся.
Он едва держался на ногах.
— Друг, — сказал он, подойдя к Пьеру Ламалу, — я не вернулся раньше потому, что меня убили.
— Кто?
— Я не знаю, но как только ты будешь свободен, беги в Оллиульское ущелье, найди Марию и, умоляю тебя, позаботься о моем ребенке!
— Не надо было возвращаться.
— Клянись сделать все, что можешь, для моего сына!
— Я сдержу эту клятву, как вы сдержали вашу.
— Благодарю!
— Сударь, — сказал Жак офицеру, — я к вашим услугам.
Капитан был бледен…
Он угадывал ужасную драму.
Расстрелять этого полумертвого человека было почти преступлением.
— Ну, что же? — спросил Жак.
— Маркиз де Котбель, — начал офицер…
Жак подошел к солдатам.
— Я готов… и прощаю вам… — сказал он.
— Пли! — крикнул тогда офицер.
В эту секунду Жак протянул вперед руки и рухнул на землю.