— Значит, я еще не могу уйти? — спросил Мюфлие.
— Если вы скажете еще одно слово, — продолжал президент, — то я буду вынужден снова отправить вас в тюрьму.
В ушах у Мюфлие раздались визги крыс, и холодный пот выступил у него на лбу.
Он молча опустился на скамью.
Кониглю последовал его примеру.
— Введите Дьюлуфе, — сказал президент.
В толпе произошло движение.
Очевидно, допрос Мюфлие и Кониглю был только прелюдией к важному делу, из-за которого собрались Волки.
Толпа раздвинулась.
И в глубине зала появился Дьюлуфе.
Двое держали его под руки.
В самом ли деле это был Дьюлуфе? Честно говоря, в этом можно было усомниться.
Это был человек, прошедший через могилу, которая наложила на него свою неизгладимую печать. Казалось, что это движущийся труп, а не человек! Другими словами невозможно передать вид мертвенно-синеватой бледности на его широком лице.
Он шел, как бы не сознавая, что делает, направляясь туда, куда его толкали. Для таких грубых натур тайна убийственна. Можно было подумать, что он получил удар обухом по лбу.
Голова качалась у него на плечах, а полузакрытые глаза, казалось, ничего не видели.
Мюфлие и Кониглю глядели на него.
— Почему это его привели? — прошептал Кониглю, толкая локтем товарища.
— Не знаю! Может быть, он будет обвинять нас.
— Он! Не думаю! Он славный малый!
— Славный или нет, но он верит в Биско и убьет нас ради него.
— Но ведь Биско умер!
— Э! Полно! Умер как ты или я!
Президент не садился, ожидая пока подойдет Дьюлуфе.
Среди зрителей снова воцарилось молчание.
Все знали Дьюлуфе.
Между присутствующими был не один, которого Дьюлуфе спасал с риском для жизни.
Пришла пора сообщить читателю истину относительно Дьюлуфе.
Да, это был преступник, сообщник Бискара, Волк, член ужасной шайки, приводившей в отчаяние полицию. Да, Дьюлуфе крал, убивал. Но.
Это «но» является одной из непонятных странностей этого мира злодеев.
Никогда, никогда Дьюлуфе не крал для самого себя! Когда он принимал участие в какой-нибудь операции, когда через его руки проходила добыча, он всегда находил повод не участвовать в ее разделе.
Он повиновался приказаниям главаря, он стоял на стреме, он выламывал двери, перелезал через стены, помогал любому своей громадной силой и испытанным мужеством. В случае непредвиденного сопротивления он боролся, не отступая ни перед чем для общего спасения.
Но едва только преступление было совершено, едва исчезала всякая опасность, как Дьюлуфе поспешно удалялся, не заботясь ни о благодарности за оказанные услуги, ни о той части добычи, которая полагалась ему по законам шайки.
Этот человек, из которого обстоятельства сделали разбойника, всегда стремился к спокойной жизни. Он был по-настоящему счастлив только в «Зеленом Медведе». Кроме редких посещений Волков, он жил там как всякий простой торговец, и временами мог считать себя таким же человеком, как и все.
Почему же в таком случае он не возвращался на путь истины? На это надо заметить, что если он и чувствовал отвращение к той преступной жизни, которую вел, то в то же время считал своей обязанностью не оставлять тех, кому давно дал слово, а в особенности — Бискара, к которому, как мы уже сказали, он чувствовал грубую, безрассудную привязанность.
Это был пария. Парией он рос, парией должен был умереть. Свет был слишком далек от него.
Он не имел ни малейшего понятия о праве и долге. У него было только инстинктивное стремление к другой жизни.
Он не был порочен, но был прикован к пороку, не преступен, но виновен, не жаден, но вор. Вот кто был Дьюлуфе.
Он шел вперед как те ослепленные животные, которые следуют за ведущей их рукой и которые, тем не менее, вздрагивают при приближении невидимой им опасности.
А теперь ему казалось, что он пребывает в каком-то ужасном сне. Мрак могилы, казалось, давил его.
Потрясение, перенесенное им, было таково, что он все еще не мог прийти в себя.
Он находился в положении человека, который провел в могиле долгие часы и который вдруг был откопан и поставлен на ноги.
Его чувства были парализованы.
Стараясь хоть что-то осознать, он только вспоминал палату госпиталя с ее желтыми стенами и неслышно скользящими служителями.
Потом — страшная боль в голове. Кровь начала стынуть в жилах. Падение в бездну. Затем какой-то шум, неподвижность, молчание.
Когда он пришел в себя, его окружал непроницаемый мрак.
Его схватили, он услышал несколько слов, которых не понял, потом его толкнули вперед, и он пошел.
И вот теперь он очутился в большом зале, который мы уже описали, озаренный зловещим светом факелов.
Перед ним судьи.
Его держат за руки. Они связаны.
Где он был? Он смотрел и не видел.
Его снова толкнули вперед и на этот раз он очутился один в центре полукруга, образованного судом, скамьей присяжных и кафедрой обвинителя. Он шатался.
Вдруг он услышал голос, который обращался к нему.
— Дьюлуфе, — произнес голос, — готовы ли вы отвечать на вопросы, которые вам предложат?
Он поднял голову. Он увидел страшное черное лицо и красную повязку, изображавшую кровавую полосу.
Он вздрогнул.
Сознание и способность мыслить вдруг возвратились к нему.
— Кто вы такие? — спросил он. — И зачем меня привели сюда?
Его охватило чувство ужаса.
— Дьюлуфе, — продолжал президент, — помните ли вы данную вами клятву?
Он молчал.
— Я напомню вам ее.
Президент развернул лежавшую перед ним тетрадь и зачитал громким голосом:
«Я, Варфоломей Диюлуфе, бежавший из Тулонской тюрьмы, обязуюсь повиноваться при всех обстоятельствах жизни законам, которые управляет Обществом «Парижских Волков», и жизнью своей ручаюсь за исполнение данной клятвы».
— Дьюлуфе, — произнес Пьер Жестокий, — давал ли ты эту клятву?
— Да, я дал эту клятву. — сказал наконец Дьюлуфе.
— Значит, ты Волк! Значит, ты обязан повиноваться законам нашего Общества. Но разве ты забыл правила нашего Кровавого Кодекса?
— Забыл. Да, я не знаю.
Несчастный замолчал.
— Я напомню тебе их, — сказал президент. — Параграф седьмой гласит: «Волк обязан быть вполне откровенен по отношению к нашему Обществу, он обязан, не колеблясь, сообщить любые сведения, которые у него потребуют, даже в том случае, если бы его ответ мог повредить его родственнику, даже если это отец или мать, или самый близкий друг, или даже если бы его собственная жизнь подвергалась опасности из-за этих сведений.» Дьюлуфе, когда ты клялся, зачитал ли тебе начальник этот параграф?
— Да! Да! Я помню! Я клялся.
Дьюлуфе, казалось, делал нечеловеческие усилия, чтобы прийти в себя.
Теперь он знал, где находится.
Он знал этот роковой суд, кровавую пародию на человеческое правосудие. Он припоминал таинственные казни, следовавшие за его приговорами.
Мало-помалу к нему стала возвращаться воля.
Как попал он в руки Волков? Он еще не знал этого. Но не все ли было равно? Разве он не знал, что для достижения своих целей Волки располагали такими средствами, которые надежно блокировали все меры, предпринимаемые против них теми, кто хотел спастись от них?
Читатель, вероятно, уже понял, что человек, посетивший госпиталь под именем Джемса Вольфа, был один из наиболее ловких членов шайки Волков. Это был тот самый, который занимал теперь председательское место.
В то короткое время, проведенное им у постели Дьюлуфе, он, под предлогом изучения строения его черепа, успел дать больному понюхать некий состав, результатом чего была летаргия, вполне похожая на смерть.
Волки знали, что тело будет отнесено в зал для анатомирования, который соединялся тайным проходом с подземельями, служившими убежищем Волкам. Остальное известно.
— Дьюлуфе, сейчас тебе будут предложены вопросы, на которые ты должен отвечать с полной откровенностью. К тому же ты узнаешь причины, заставляющие нас прибегать к твоей помощи. Слушай внимательно, и твоя жизнь будет залогом твоего чистосердечия.