С первого взгляда он понял все. Буквы, заключавшиеся в третьем указании, были совершенно схожи с теми, которые уже разобрал Эксюпер. Итак, в руках у него была тайна, которая должна была подарить немыслимое могущество! Но это было еще не все.
Волки, проникнув в дом через потайной ход, принесли с собой бесчувственного Жака. Цветок, брошенный ему Изабеллой, прошел через руки отравителя Бискара.
Жак очутился среди двух трупов. Бискар испачкал кровью его платье, руки и лицо и вложил ему в руку кинжал, поразивший Белена.
Услышав шаги сбегавшихся на крик Сильвереаля слуг, он наскоро привел Жака в чувство, нейтрализовав действие ядовитых паров, помрачивших ему рассудок.
Затем он приказал своим сообщникам бежать, что они и сделали, постаравшись, однако, быть замеченными Бенуа и камердинером.
Бискар спрятал записку Марсиаля в бумажник. А Волки унесли обломки статуи.
Адское дело было выполнено.
Бедный Жак погиб!
12
СЛЕДСТВИЕ
У Жака было крепкое здоровье. Яд, которым пропитан был цветок, не имел других последствий, кроме непродолжительного беспамятства. С той самой минуты, когда он понюхал цветок, Жак ничего не видел, ничего не воспринимал.
Он очнулся окончательно лишь тогда, когда прозвучало ужасное обвинение, сорвавшееся с уст умирающего Сильвереаля:
— Убийца!
Что случилось? Как очутился он среди этих людей, смотревших на него с удивлением, смешанным с ужасом? А эта кровь?
Пробуждение было так внезапно, так ужасно! Ему казалось, что он одержим страшным кошмаром. Окружавшие его трупы он принимал за ужасные призраки.
Было отчего вторично лишиться чувств!
Еще бы! Внезапно уснуть сном радости и надежды и вдруг проснуться в луже крови — это больше, чем могут вынести человеческие силы!
В беспамятстве он был отвезен в тюрьму и подвергнут медицинскому осмотру. Врачи утверждали, что никакая реальная опасность не угрожала его рассудку. Это был просто обморок, быть может, вследствие сильного удара по голове.
— Его можно отправить в тюрьму, — сказал опытный врач.
Жак был заключен в одну из камер, уже в ту эпоху известных под именем «мышеловка».
Дело было настолько важное, что он должен был постоянно находиться в непосредственном распоряжении судебного следователя.
Как только засовы тюремной двери с лязгом закрылись за ним, Жак начал приходить в чувство.
Наступал вечер. В узкой камере царил мрак. Он опустился на деревянную скамью и облокотился на прикрепленный к стене стол, подперев голову обеими руками.
Вдруг он открыл глаза.
Потом снова закрыл их.
Все окружающее представлялось ему как бы во сне. Где он должен был находиться? Он не знал. Что с ним? Он не был в состоянии анализировать, размышлять, приходить в отчаяние.
Вошел тюремщик, все время наблюдавший за ним в замочную скважину.
Это был честный, простодушный человек. Свыкшись со всевозможного рода преступниками, он в каждом убийце видел прежде всего человека, которого наказал Бог.
— Ну что, старина, — обратился он к Жаку, — как поживаешь?
Жак смотрел на него, не отвечая ни слова.
— Что? Немного скверно? Что и говорить, молодецкий удар! Ну-ну! Возьми себя в руки!
Жак не слышал его слов. Глаза его, сначала неподвижно смотревшие вперед, теперь тревожно озирались по сторонам.
Что означало все это? Что это были за белые стены? Эта узкая и длинная комната походила на монастырскую келью.
— Знаете что,— сказал тюремщик, — если вам чего-нибудь надо, не беспокойтесь. Если у вас есть хоть немного денег, вы будете как сыр в масле кататься.
— Где я? — спросил Жак.
— О, это забавно! — захохотал тюремщик. — Славное местечко, однако! О, это помещение дается далеко не всем. Его удостаивается только тот, кто обделывает крупные делишки. Э, что там! Я только сторож. Но и у меня есть своя гордость. Я польщен таким арестантом, что правда, то правда!
По мере того, как говорил тюремщик, луч света все глубже проникал в затуманенную голову Жака. Возникла перед глазами последняя, поразившая его сцена.
Ему виделся де Белен, распростертый на полу, Сильвереаль со страшной раной, казалось, тут же, рядом корчился в предсмертных судорогах.
— Милостивый государь, — резко сказал Жак, — покорно прошу вас не насмехаться надо мной.
Маленький, толстенький тюремщик немного попятился и даже присел на своих коротеньких ножках.
— Насмехаться над вами! — удивленно воскликнул он.
Мысль эта показалась ему более чем забавной. Как! Ему поручили надзор за убийцей особого разряда, положившим на месте двоих людей! Он думал об эффекте, который произведет в первый же свободный час на своих менее счастливых сослуживцев! И вдруг кто-то может предположить, что он лишь разыгрывает своего клиента!
— Выслушайте меня, — сказал Жак. — Клянусь честью, я не знаю, что произошло! Не знаю, где я.
— Вы в тюрьме.
— В тюрьме!
— Как видите! — произнес тюремщик, едва удерживаясь от смеха.
Как безумный вскочил Жак с места. Сторож перепугался, маленькие ножки его сделали очередной шаг назад.
— Э! Э! — крикнул он. — Пожалуйста, не глупите!
— Не бойтесь, — сказал Жак, обретая хладнокровие. — И, умоляю вас, отвечайте мне откровенно!
— С удовольствием, насколько позволяют это мои обязанности.
— За что я заключен в тюрьму?
Снова тюремщик разразился хохотом.
— Вот так забавный вопрос! Как будто вы сами не знаете!
Жак до крови закусил себе губы.
— Вы принимаете меня за сумасшедшего, — сказал он. — Я нисколько не сержусь на вас за это. А между тем вопрос мой, как ни кажется он вам странным, вполне искренен. Я действительно не знаю, за что меня посадили в тюрьму.
Тюремщик пожал плечами. Он, сняв шапку, всей пятерней почесал затылок.
Или арестант смеялся над ним, а он вовсе не намерен был выносить подобного издевательства, или все это входило в разработанный план защиты. Во всяком случае, ему следовало быть осторожным.
— Милостивый государь, — довольно грубо сказал он, — меня зовут Лемотом. Имя это носил и отец мой. Я добрый малый, быть может, но я хитер, и меня провести трудно. Если вы хотите есть, давайте деньжат и вместо положенной порции я достану вам такой завтрак, какого вы никогда не едали. Но если вы желаете знать то, чего я не должен говорить, в таком случае, уж, пожалуйста, на меня не рассчитывайте.
Счастливая мысль пришла в голову Жаку.
Он сунул руку в карман. Убийц не обыскивают. Находят излишним. Нужно ли искать новые доказательства преступления? Факт налицо. Какие еще улики против них могли бы обнаружить их карманы? Наконец, бесчувственное состояние молодого человека сосредоточило на себе все внимание. Короче говоря, он ощутил в кармане золото, которое он уже держал в руках в то время, как переодетый лакеем Бискар вручил ему фальшивую записку от имени Полины де Соссэ.
Снова вспомнилось ему, каким грязным, позорным путем нажиты эти деньги. Но на этот раз ему удалось преодолеть отвращение.
— Вот два луидора, — сказал он, — один вам, другой — мне на расходы. Идет?
— Ишь ты, хитер! — думал почтенный Лемот. — Глуп же ты, однако, если думаешь, что взяткой можешь подкупить меня! Впрочем: двадцать франков — не безделица! Тут можно быть и поснисходительнее. Я готов, пожалуй, тебя выслушать. Выпускай свое жало!
Все эти мысли, отражаясь на лице Лемота, усиливали его природную снисходительность, и Жак думал, что ему удалось уже разогнать все сомнения, зародившиеся было в голове тюремщика.
— Друг мой, — кротко сказал он,— я далек от мысли толкать вас к нарушению ваших обязанностей. К тому же вопрос мой весьма естественен. Если я в тюрьме, следовательно, обвиняюсь в преступлении. Вы не можете отказать мне в повторении того, что знают все. Поручая меня вашему надзору, полицейские агенты, разумеется, рассказали вам в нескольких словах, за что я был арестован. Вот о чем прошу я вас, и вы, я полагаю, не имеете никакой веской причины отказать мне в ответе.