— Он что же, умер?
Завадская задумчиво отвечает:
— Нет, пропал. Этот мой приятель, его звали Лоран, недавно завел дела с русскими весьма сомнительного толка. И однажды он просто исчез. Его не смогли найти. Думаю, виноваты именно эти люди. Что у Лорана было с ними общего — ума не приложу. Вроде бы они что-то покупали или продавали через него. Правда, он однажды говорил, что приезжали и большие люди из Москвы, что-то приобретали. Но вряд ли это связано с ними. Да, кстати, недавно у Лорана в магазине я сама встретила одного такого «коллекционера». Этакий купчина — полный, с рыжей бородой. И вот этот купчина заявил Лорану, что купил бы Шишкина, но ни при каких условиях не возьмет Левитана. Я была настолько глупа, что влезла в разговор и спросила, отчего так. Знаете, что он мне ответил?
— Нетрудно представить. Что Левитан не русский художник.
— Именно! А как вы догадались? Ну, ладно, неважно. Этот господин явно не подозревал, что Валентин Серов тоже еврей, а Иван Айвазовский — на самом деле армянин, который сше подписывался как Гайвазовский. Это же просто фантастика! Кого же тогда он собирает? Архип Куинджи — грек, Михаил Врубель — поляк. А сколько среди художников было обрусевших немцев! Рубо, который написал полотна панорамы Бородинского сражения и обороны Севастополя, так тот вообще был французский подданный.
Завадская вздыхает.
— Вы хоть что-нибудь запомнили, из того, о чем я говорила? Вам надо больше читать. Ладно, послезавтра приходите часикам к двенадцати, мы попробуем кое-что вам подобрать. Ко мне должен зайти один любопытный тип. Некто Бортновский. Говорит, пришли интересные вещи из Москвы. А завтра я вас отведу на один салон, пообщаетесь с коллекционерами. Правда…
Завадская не успевает договорить, как почти одновременно с коротким стуком дверь в ее кабинет распахивается и на пороге появляется молодая женщина лет двадцати пяти. Среднего роста, стройная фигура, насмешливые серые глаза, темные волосы и короткая стрижка. Это может быть только внучка Завадской, причем внучка любимая. Кто еще имеет право так бесцеремонно врываться в кабинет?
Бросив мне вежливое «Bonjour, monsieur», женщина поворачивается к Завадской и спрашивает по-русски:
— Бабуль, я не помешала? Я подожду в приемной.
— Нет-нет, проходи. Это Алексей Соловьев, предприниматель из Москвы. Начинающий коллекционер, пока ничего не знает о картинах. А это моя внучка Вера. Она журналистка, вечно торопится, так что я радуюсь каждому ее приходу, как празднику.
Вера садится в кресло, и Завадская оценивающе смотрит на нас. У меня появляется смутное беспокойство, но я не успеваю ничего предпринять, так как хозяйка кабинета спокойно сообщает:
— Вы хорошо смотритесь вместе.
Я напряженно улыбаюсь, а Вера откровенно смеется. Вероятно, ее труднее смутить, а может, у нее просто больше опыта в общении с Завадской. Повернувшись ко мне, она успокаивающе говорит:
— Мое замужество — главная тема бабушкиных разговоров. Но вы не тревожьтесь.
— Это даже как-то обидно. Почему я не должен тревожиться? Сказали бы прямо, что я не в вашем вкусе.
Вера снова смеется.
— Могу сказать, если хотите. Вам же будет спокойней. Все хорошо, пока вы — теоретический претендент на руку и сердце. А если станете ухаживать за мной, то превратитесь в заклятого врага, который хочет увести любимую внучку. Все очень просто. Извините, я отвечу на звонок.
Вера достает из сумочки мобильный телефон и, коротко ответив по-французски: «Да, мсье Тьери. Хорошо, через полчаса», выключает его и встает.
— Извините, мне надо идти. Счастливо. Еще увидимся — я буду завтра на салоне, который устраивает бабушка. Она вас пригласила? Еще нет? Тогда я приглашаю. До встречи.
Итак, сегодня я пополнил свои знания о живописи и коллекционировании, и узнал совсем чуть-чуть по интересующему меня вопросу. Но это «чуть-чуть» стоит многого. Завадская может знать нечто важное о последних связях Лорана, и нужно помочь ей вспомнить это важное, не особенно напугав. Если эту женщину вообще можно напугать. А внучка у нее прелестная.
Завтрашнее утро сулит мне удовольствие знакомства с Бортновским, но сегодня я хочу бросить взгляд на магазин Лорана. Почему-то кажется, что это поможет мне понять суть происходящего, которая пока ускользает от меня.
Проехав с полчаса на автобусе с группой моих соседей по гостинице, схожу у Лувра.
Иду вдоль сада Тюильри, через Сену по мосту де ля Конкорд, по набережным Анатоля Франса и Вольтера, и вот она — рю де Лилль, недалеко от музея Орсэ. На поиски магазина Лорана уходит не больше десяти минут. Это обычный парижский антикварный магазин, довольно большой, с набором хорошо отреставрированной мебели и картинами на стенах.