После нескольких минут подобных наставлений Андрей уходит, а я перевожу дыхание. Все-таки я умею работать с людьми и понимать их. Доброе отношение к референту Бортновского и понимание его душевных мук дало результат. Вообще, все добрые дела рано или поздно приносят плоды, я в этом уверен. Правда, иногда в небесной канцелярии происходят сбои. Я вот так одному своему приятелю и соседу по кабинету занимал очередь в столовой почти каждый! день в течение полугода. А он на зачетных стрельбах попытался снести мне голову выстрелом из пистолета. И сколько этот оболтус меня впоследствии ни уверял, что растерялся из-за осечки и всего лишь повернулся показать инструктору, что пистолет только щелкает, но не стреляет, я ему не поверил. Просто бывают неблагодарные натуры.
Возвращаясь в гостиницу, подвожу итоги дня. Кажется, я правильно выбрал тональность в разговоре с этим горемыкой Андреем. Что только с ним делать, когда вся эта история закончится? А если все пойдет, как идет сейчас, он в конце концов останется без своего шефа. Найти ему здесь работу на какой-нибудь фирме? Тоже вариант. Хотя нет, за границей он в конце концов пропадет — не тот тип, чтобы самостоятельно устроиться.
О чем я думаю? Мне бы самому кто помог. Сейчас наиболее актуальная задача — проникнуть в офис Гутманиса. Привлекать для этого местных коллег — дело гиблое. Одно согласование займет несколько дней, после чего мне запретят нарушать закон. А сами потом станут спрашивать…
У этой женщины, идущей передо мной, очень красивые ноги. Тонкие в щиколотках, удивительно правильной формы. Красивые длинные ноги — это хорошо, даже прекрасно, но как она может ходить по плиткам и брусчатке тротуара на таких шпильках? У меня даже ранты ботинок в них застревают. А уж каблуки — это в условиях Парижа просто что-то невозможное. Сумочка раскачивается на плече в такт шагов. Я отвлекся. Так вот, потом руководство меня станет спрашивать, отчего дело совсем не движется.
Навстречу нам стремительно раскатывается на роликах темнокожий парень лет восемнадцати. С таким отсутствующим видом сдут только по важному делу. Вопрос лишь в том, какое именно пело ждет этого молодого человека. В Париже с темнокожими юношами ухо надо держать востро. Скоре всего… Так и есть!
Поравнявшись с женщиной, парень мягким кошачьим движением сдергивает сумку с ее плеча и, взмахнув рукой, делает вираж, чтобы прямо передо мной свернуть в переулок. У него сегодня неудачный день. Ругая себя, что лезу не в свое дело, прихватываю парня за руку, и мы вместе довольно сильно бьемся об угол дома. Пиджак наверняка испорчен. Черт меня дернул ввязаться, у него в кармане может быть нож, а где-то рядом наверняка ждут приятели. Мне только дырки в спине не хватало.
Рядом раздается возбужденное:
— Мсье, одну минуту, я сейчас вызову полицию! Только сумку отдайте, в ней телефон.
— Вот ваша сумка. Не надо полиции. Эти ребята мстительны, неизвестно что они сделают, когда их выпустят. Посмотрите на него.
Женщина колеблется. Парень, вывернув голову от стены, скашивает глаза на противоположную сторону улицы, отчего его лицо приобретает зверское выражение. Там на дальнем углу маячит еще одна фигура на роликах. Другой темнокожий подросток наблюдает происходящее с безопасной дистанции, благоразумно воздерживаясь от участия.
Наличие сообщника действует на женщину сильней, чем мои слова. Она торопливо подхватывает сумку и стремительно уходит, пробормотав что-то вроде невнятного «спасибо». Проведя руками по карманам парня и не найдя ножа, отпускаю его. Он поворачивается и искоса смотрит по сторонам, выбирая путь для побега. Широкие штаны-трубы, свитер как парус, на шее цепь. Подозрительный тип. Это хорошо — как раз подозрительными знакомыми в Париже я и не успел пока обзавестись.
Полдня жизни потрачены в ожидании того момента, когда Гутманис покинет свой офис и решит куда-нибудь поехать на своем темно-синем «мерседесе».
В открытом кафе рядом со мной сидят две старушки, за чашкой кофе с куском торта обсуждающие вполголоса какую-то неизвестную мне Мари. Насколько я могу понять, она легкомысленна, ее история с Жаном заслуживает осуждения, а за домом следить, как она, просто недопустимо. Подозреваю, что легкомысленной Мари не меньше восьмидесяти, и она является предметом обсуждения дам никак не менее полувека.
Пожилой мужчина с сигарой и бокалом коньяка читает газету. Время от времени он выпускает клуб терпкого дыма и смотрит поверх очков на дам. У меня же другое занятие — приглядывать за двумя темнокожими юношами, сидящими на скамейке в сквере неподалеку от нас. Молодые люди громко обмениваются впечатлениями о проходящих женщинах, щадя лишь самых древних. При этом они не перестают жевать чипсы.