Насмотревшись, он вместо приветствия отрывисто спрашивает:
— Чем занимаетесь?
Несколько растерянно рассказываю о целях командировки, нефтяной корпорации и аэрокосмичеком салоне. Но обладатель диковинной куртки не способен подолгу слушать. Нетерпеливо взмахнув рукавами, он прерывает меня:
— Тоже, наверное, ничего не понимаете в сути открытий!
В чем-то он прав — я действительно не уделял особого внимания этому вопросу. Более того, я вообще не очень понимаю, о чем идет речь. Не успеваю хотя бы пожать плечами в ответ, как приятель Веры восклицает:
— Нельзя рассматривать решение той или иной технической задачи в отрыве от общей тенденции развития познания! В противном случае мы рискнем оказаться в тупике! Что может быть хуже этого?
Неопределенно покачав головой и выразительно пошевелив в воздухе пальцами, в меру сил демонстрирую, что ничего хуже мое воображение действительно нарисовать не может. Даже столь неочевидно выраженное согласие приводит говорливого изобретателя в восторг. Он победно вздымает к небу руку, отчего из рукава неожиданно выскакивает прятавшаяся там круглая пятерня с коротенькими пухловатыми пальцами. Указательный палец направлен в небольшое облако над нами.
— Вот! Поэтому стремление остановить техническую мысль, направленную на решение, казалось бы, частной проблемы, не только преступно! Оно чревато долгосрочными и, главное, непредсказуемыми последствиями!
От восклицаний сумасшедшего инженера начинает гудеть голова и покалывать в висках. Я Вере как-нибудь припомню это знакомство. Пора, однако, его прервать.
— Простите, в ваших словах мне видится что-то личное, далекое от объективного взгляда на проблему. Вам не кажется, что вы экстраполируете свой неудачный жизненный опыт и, возможно, служебные неурядицы на общие проблемы познания и технического прогресса? Это некорректно не только с научной точки зрения. С позиций научной этики…
Быстро заморгав, субъект замирает, затем бледнеет, прикрывает на секунду глаза и наконец взрывается.
— Это абсурд! При чем тут опыт! Какая этика! Вы подозреваете меня в примитивном научном эгоизме! Мое открытие еще потрясет мир!
Развернувшись, непонятый гений стремительно уносится от нас по набережной. Вера тихо плачет от смеха, присев на скамейку.
— Душа моя, зачем ты мне подсунула этого ненормального?
— Я сейчас умру. Ты не можешь так о нем говорить.
— Я могу говорить о нем еще и не так. Я боялся, он столкнет меня в воду. Кстати, ты действительно делаешь о нем репортаж? Тебя выгонят с работы.
Аккуратно вытерев слезы сложенным платочком так, чтобы не смазать тушь, Вера поднимается со скамейки и берет меня под руку.
— Прости, я не могла упустить такой случай. А что до репортажа, то его моему начальнику сосватал какой-то знакомый. Конечно, материал в конце концов пойдет в корзину. Но зато какое свежее впечатление. Ну согласись со мной! Ты не сердишься? Прости меня.
— Поцелуй меня еще раз, и я догоню твоего психа и попрошу у него прощения.
Конечно, я бы предпочел иметь в этом деле другого напарника. Но, в отличие от моих коллег, Андрей свободно ориентируется в офисе Гутманиса. И, в отличие от Бортновского, работает на меня не из страха, а из-за близости наших взглядов на жизнь. Поэтому вероятность сознательного предательства с его стороны практически исключена. Хотя по недомыслию — недомыслию в обычном, житейском понимании, в том, что не связано с компьютерами и историей Парижа — подвести он может легко.
Стоя на лестничной клетке, неторопливо ковыряю дубликатом ключа в замке двери офиса. Андрей молча стоит рядом. Когда он без нужды поправляет воротник рубашки, вижу, как у него мелко трясутся руки. Представляю, как возбуждение и страх острой холодной иглой пронизывают его внутренности. Я последний раз испытывал это ощущение в третьем классе, когда под крики сторожа с жестяным грохотом бегал по крышам гаражей, которые забором выходили на двор нашей шестнадцатой школы в Замоскворечье.
— Что, страшно?
Благодарно улыбнувшись, Андрей кивает:
— Конечно. А вдруг кто-нибудь выйдет?
— И что? Мало ли что нам нужно. Разве я похож я вора? После некоторого колебания Андрей тихо говорит:
— Сейчас — да. Если долго копаться в замке…