— А камень хорошо сохранился… и не скажешь…
— И все-таки, какие перевороты, какие потрясения пережила Земля в это время! — воскликнул сэр Атель. — Могучие природные катаклизмы, какие мы не можем даже вообразить, с удивительной быстротой изменяли климатические условия… яркое солнце и тропическая жара почти мгновенно сменялись ливнями и снежными буранами, яростно хлещущие ветры превращали сугробы в ледники… То было время микролитов и вулканических извержений в Оверни…
— Уважаемый сэр, — вмешался репортер, — простите, что я вас прерываю, но не могли бы вы отложить эти объяснения… Время идет (он посмотрел на часы), скоро час аперитива…
— Вы правы! — засмеялся сэр Атель. — Когда ученым овладевает демон науки, он забывает обо всем…
— По крайней мере, может эта наука и все ее зубодробительные термины указать нам путь к спасению?
— Увы! Ничуть! Но катаклизмы, происходившие в ту эпоху, были столь колоссальны, что допустимы любые гипотезы… Мы можем найти выход в самый неожиданный момент…
— Или не найти его совсем! Это совершенно понятно. Так или иначе, я веду записи. Это будет мой лучший репортаж! У меня уже есть название: «Путешествие в миоцен»! Но должен сказать, что мне очень хочется увидеть его напечатанным…
Они двинулись вперед. Коридор внезапно расширился; идти, однако, стало труднее — камни и выбоины заставляли путешественников спотыкаться на каждом шагу.
И вдруг у всех троих одновременно вырвались возгласы изумления и разочарования.
Перед ними, перегораживая весь туннель, высилась ровная, гладкая стена, словно отлитая из бетона. Ни единой трещины или отверстия… Длинный коридор, по которому они так долго шли, упирался в тупик…
Лаберже был так разочарован, что позволил себе энергичное непарламентское выражение. Храбрый Бобби, тщательно следивший за корректностью костюма и манер, повторил то же на своем языке…
Молчал лишь сэр Атель. На его лбу выступили крупные капли пота.
Это был конец, отчаяние, смерть…
Даже если они повернут назад, через два с лишним часа они окажутся в пещере, из которой никакого другого выхода нет.
Они окружены, отрезаны, похоронены заживо…
— Нас п… — лаконично сказал Лаберже.
— Прощайте, миссис Бобби, — с горечью прошептал детектив.
— И все это моя вина! — воскликнул сэр Атель. — Поскорей бы смерть избавила меня от вечных сожалений!
— Не сокрушайтесь так, старина, — принялся утешать его Лаберже. — Нашей прекрасной карьере пришел конец, и лично я убежден, что моя гибель станет истинной катастрофой для мира. Правда, мир ее переживет. Нам остается только с достоинством уйти. Эта мысль меня несколько раздражает: я всегда мечтал умереть красиво, но протянуть ноги в грязной и уродливой пещере, пусть и эпохи плиоцена… Жаль, что нам никто не сервирует прощальный обед с шампанским, кофе и ликерами… выбираю шерри или «Фер-нет-Бранка»!
Бобби готов был заплакать, как ребенок:
— Я не хочу умирать… Сделайте что-нибудь, сэр Атель. Вы ученый. У вас есть врилий.
Услышав это слово, сэр Атель поднял голову. Да, Бобби прав. У него в руках огромная сила. Можно ли ее не использовать, пускай даже безрассудно, безумно? Всякая надежда потеряна — что ж, пришло время рискнуть всем!
— Послушайте, друзья, — твердо сказал он. — Мистер Бобби прав. У меня есть врилий. В коробке есть инструменты. Я могу попробовать пробурить стену, что преграждает нам путь… а за ней… быть может, нас ждет спасение.
— Отлично, — сказал Лаберже. — Действуйте.
— Но знайте, что риск велик… Стена может являться одной из опор потолка… потолок может рухнуть, и тогда… мгновенная смерть…
— И тогда мы умрем, только и всего. Если мы будем продолжать сидеть здесь и рассуждать, то рано или поздно лишимся рассудка… А это будет очень неприятно… начнем спорить, драться… даже пожирать друг друга…
— Брр! — сказал Бобби.
— Да, дитя мое!.. Когда теряешь голову, вполне может вздуматься пожевать руку… Месье Рэнсом, даю вам полное согласие… Пусть ваше сверло из врилия вламывается, впивается, режет, крушит эту стену… Что бы ни случилось, я за… И помните, что я, Лаберже, не держу на вас никакого зла. Не ваша вина, что этот идиот Коксворд разбился в вашем летательном аппарате. Я видел, как вы рисковали всем, чтобы исправить причиненный им урон и избавить наших прекрасных парижан от сильнейшего страха. Вы рискнули даже своей жизнью, но все пошло не очень гладко. Мы-то с Бобби здесь добровольно, мы сами этого хотели. Вот вам моя рука — пожмите ее, как друг, с которым я предпочел бы чокнуться рюмочкой лучшего вермута на террасе кафе «Кардинал»… или «Верон», если там вам больше нравится. По крайней мере, мы примем смерть мужественно, с философским спокойствием, сожалея только, что нам не выпало пожить еще немного…