– Ты воевал? – вдруг внезапно спросил у меня врач спокойным голосом. Оборачиваюсь, с недоверием смотрю на него.
– Приходилось, но я не люблю говорить об этом, – сухо отрезал я, чувствуя холод его стетоскопа, который скользил у меня по спине.
– Я тебя и не прошу рассказывать, здесь болит? – продолжает он обследование.
– Иногда болит, терпимо, пока не жалуюсь.
– Я тебе дам таблетки, когда будет болеть, можешь их принимать внутрь.
– У меня нет лишних денег на лекарства.
– А разве я тебя посылаю в аптеку? Подарок, – добавил, улыбнувшись, он.
Так у меня появился новый друг, который стал помогать мне советами и деньгами в долг, который я, к его удивлению, всегда вовремя возвращал. Жил он на окраине Парижа в собственном доме с супругой, которая отлично готовила Cote de bœuf, не забывая по воскресеньям пригласить меня в гости.
Кроме их самих, в доме жили кот, собака и ворона. Росли они с детства вместе, жили одной семьей, но дружил каждый из них по-своему. Пес был невозмутимый флегматик, большую часть времени он спал на полу рядом с диваном, кот же был его полная противоположность, рыжий холерик. Всех троих хозяин кормил раздельно, у каждого была своя миска с едой, а для вороны он ставил блюдце с кормом на столе. Бывало, когда она что-то не доедала, то слетала на пол и относила еду, смешной походкой вразвалочку, собаке, настырно засовывая прямо в пасть, всем своим видом как бы говоря: «Ешь, дружище, это очень вкусно, это тебе». И пес ел, хотя ему и не очень нравилась смесь яичной скорлупы, древесного угля, речного песка и жженой кости с творогом. Ворона была не только умной, но и большой моралисткой, звали ее Марта, обычно сидела она на шкафу и черными бусинками своих умных глаз следила за всем происходящим вокруг. Ей, например, жутко не нравилось, что кот Виконт воровал еду из собачьей миски, хотя своя была всегда полная. Делал он это просто из вредности, лишь бы нашкодить. Тогда Марта начинала громко каркать, чтобы разбудить пса, но тот дрых без задних лап и в ус не дул. Виконт же выгибал спину дугой и шипел, как закипающий самовар, выражая таким образом свое недовольство вороной, но сам ее жутко побаивался и даже любил своей кошачьей душою, но виду никогда не подавал, всегда держался гордо с достоинством. Как-то раз подкрался он к мирно спящему Барни и по голове лапкой как стукнет, вскочил бедный пес, спросонья головой мотает, ничего понять не может, посмотрел мутными глазами на кота, потом на ворону и лег снова заснул, так ничего и не поняв. Виконт еще раз подошел и лапкой своей, на этот раз три раза, один за другим, по голове постучал и отскочил. Вскочил пес да как кинется на кота, сам залился весь жалобным лаем от наглой несправедливости к себе, а тот прыг на диван, глаза круглые, как два блюдца, и фыркает, презрительно косясь, головой крутит. Марта бесшумно, как только она умеет делать, приземлилась рядом с котом и своим черным клювом не сильно так-тюк его в лоб, как бы говоря: «Ну что, скучно тебе, делать нечего, может, тебе устроить веселую жизнь, чтобы ты понял, как тебе раньше было хорошо». Кот сразу лег на живот и замурлыкал, приятно стало, видимо, что Марта на него внимание обратила.
Времена года сменялись друг за другом, наконец, пришла озорница весна, месяц март, стал пропадать Виконт по ночам. Утром приходил взъерошенный и уставший, спал до вечера, мало ел и снова пропадал до утра. Последние три дня, конца марта он перестал выходить на ночь, сидел большей частью во дворе, зажмурив глаза от солнца, и дремал, греясь. Друг мой врач даже стал переживать, не приболел ли он, может, к ветеринару сводить, уж очень вид был у него удрученный. Разгадка этой истории появилась буквально через пару дней и оказалась она в виде огромного серого кота, который перелез через забор и, взъерошившись, подойдя к Виконту, крепко влепил ему шлепок по морде своей большой когтистой лапой. Первой беду почуяла Марта, она стала метаться по комнате, истерически крича, она так волновалась, что ее розовое воронье сердце готово было выскочить из клюва наружу. Вылетев в открывшуюся дверь, она кружилась во дворе, сильно каркая. Вслед за ней вывалился и Барни с предупреждающим лаем. Кот был не только внушительных размеров, но и жутко наглый, собак вроде Барни он повидал не один десяток на своем веку. Не отходя ни сантиметра назад, он издал гортанный звук, скорее напоминающий боевой клич шаолиньских монахов, что-то воинственное из вокабуляра котов, и нанес сокрушительный удар по физиономии остолбеневшего пса, который остановился как вкопанный. Над головами дерущихся внезапно появилась зловещая темная тень – словно пикирующий бомбардировщик, Марта пролетела над головой пришлого кота, слегка коснувшись своими черными коготками его головы, и тут произошло самое невероятное. Кот присел и обмяк, шерстка стала гладкой, спина выпрямилась, только хвост нервно бился по земле. Когда над его головой второй раз появилась тень от ее крыльев, он не выдержал, бросился в страхе, взлетев на забор, и молниеносно исчез в соседском дворе. Барни тяжело дышал, он подозрительно осматривался по сторонам, кот как ни в чем не бывало стал лизать заднюю лапу, а бедная Марта сидела на веранде нахохлившись и строго смотрела на обоих, внимательно следя за каждым движением своих друзей.