– Иди к нам, бедная девочка, мы тебе и туфельку починим, и приласкаем немного.
Подойдя почти вплотную, я не успел и рта открыть, как получил хороший удар в челюсть, он был настолько неожиданный, что я присел от боли, во рту появился вкус соленой крови, голова начала тяжелеть.
– Убери руки, гаденыш, – рядом кричала Стефания, приставив опасную бритву к горлу типа в очках, – не будь я андалузкой, если не перережу тебе глотку, как мокрой курице!
Второй замахал руками и пошел на нее, позабыв обо мне. Каждая минута была дорога, вскочив, я со всей силы ударил его ногой в середину бедра. Тип охнул и присел на асфальт, выкинув ногу вперед, его лицо искривилось гримасой адской боли. Стефания тоже не теряла даром времени, коленом ударила своего очкарика в пах, и тот присел рядом с первым. Музыка, что играла в зале, прервалась, весь бар, повернувшись, смотрел на нас через стекло витрины.
– Сваливаем! – крикнула она, и мы бросились бежать, вдогонку нам кто-то засвистел, послышался топот ног, который быстро прекратился. Мы неслись как сумасшедшие. Ко всем нашим бедам начал лить проливной дождь, я поскользнулся и упал в огромную лужу, порвав штаны, из которых выглядывало поцарапанное колено. Рядом стояла она и держала свои новые красные туфельки в руках, чудом успевшая подобрать, прежде чем пуститься наутек, и громко судорожно смеялась. Откинув обувь в сторону, упав на колени прямо в лужу рядом со мной, она схватив мою голову обеими руками, принялась меня целовать прямо в губы, отчего мы чуть не свалились в мутную воду.
Последующая ночь была такая же безумная, как и в прошлый раз. Благоразумие, может, и хорошо в старости, но не в постели, особенно когда ты молод и любишь женщину так, как будто это твой последний день в жизни. Ты ни о чем не думаешь больше, забывая обо всем на свете, пропасть тебе кажется ямой, горы холмами и даже смерть, самая последняя вещь, о которой мы вспоминаем вообще, потому что ты счастлив, но она тебя помнит и ждет своего часа, чтобы вырвать у тебя из жизни то, что ей причитается, ибо ее власть безгранична. Существует только одно спасение от этого – не бояться жить.
– Милый, ты спишь?
– Да, сплю!
– Если спишь, то почему отвечаешь, разве так бывает?
– Бывает, – поворачиваясь на другой бок.
– Когда человек спит – он не видит, не слышит и не ощущает, он почти мертв. Мне страшно, я не боюсь смерти, но ты увидишь – я скоро умру, уйду навсегда и буду ждать тебя даже там, откуда никто не возвращается, настолько мои чувства сильны к тебе.
– Глупости, прижмись ко мне покрепче, и страхи пройдут.
– Вчера утром, когда я выходила от тебя, ты только не смейся, на дереве сидела старая ворона, она смотрела мне в глаза, я боюсь ворон, Эдди, я их всегда боялась, они предвестники смерти.
– Мне казалось, что ты ничего не боишься.
– Нет, я боюсь потерять тебя. Ты меня любишь, ты же не бросишь меня, не разлюбишь?
– Нет, конечно, спи.
– Эдди, у меня мать была цыганкой, она умерла, когда мне было десять лет. На кладбище, где мы ее хоронили, было много ворон, они хоронили ее вместе с нами, они смотрели на нас и молчали. А потом шел дождь, и одна из ворон пролетела низко, прямо над головой, и задела меня крылом. Это была моя мать, Эдди, она прощалась со мной, она ждет меня, ей скучно одной, без меня.
Два громких хлопка встревожили небольшую стайку голубей, пасущихся на тротуаре, которые вспорхнули вверх, громко хлопая крыльями по серым бокам, лишь только черная старая ворона невозмутимо сидела на ветке огромного платана и внимательно наблюдала за происходящим. Из ювелирного бутика буквально вывалились трое грабителей, на одном из них не было маски, она повисла на белокурых волосах и потом упала на асфальт. Они быстро сели в поджидавшую их машину и понеслись вдоль Rue de Sevres, оставив за собой черное облако выхлопных газов.
– Спасите! Спасите! Помогите! – доносилось из-за раскрытой настежь двери. Двое полицейских, случайно оказавшихся на самом конце улицы, бросились бежать в сторону, где прозвучали выстрелы, держа руку на кобуре с оружием. На полу сидел ювелир с пистолетом в руке, из его плеча текла кровь, он был бледен и слаб, рядом на коленях стояла жена и пыталась наложить что-то наподобие жгута, пытаясь остановить кровотечение. Где-то завыла протяжно сирена, полицейский по рации сообщал цвет, модель и направление скрывающейся машины.
– Бери вправо, Жуль, въезжай сюда, молодец! А теперь гони!
– Она истекает кровью, Родриге!
– Я задыхаюсь, дайте воздуха! – ее лицо начало бледнеть, на нем появилась серая тень.