– Открой окно, проклятие, проклятый ювелир, откуда я мог знать, что он вооружен, сволочь, – Родриге разорвал легкую кофточку на уровне плеч, руки у него дрожали и плохо слушались. Прекрасная смуглая грудь была прострелена насквозь, и из нее лился тонкий ручеек крови.
– Я умираю? – спросила девушка. – Я опять видела ту ворону, Родриге, – захлебываясь кровью.
– Ты еще всех нас переживешь, Стеф, не морочь голову!
– Жульен, обещай мне, что он никогда не узнает об этом! Поклянись, я тебя прошу, Жуль. – Ее рука судорожно сжимала его запястье, силы начинали покидать ее, рука обмякла.
– О ком она, Родриге?
– У нее любовь!
– Только этого нам не хватало.
– Прости меня, Эдди! Прости, – шептали начинающие синеть бледные губы.
Вот уже месяц как я не видел Стефанию. Тоска сменилась бессильной злостью, потом пришла печаль и снова тоска на грани отчаяния. Дни шли за днями. Я принялся снова пить, пытаясь потопить одиночество в алкоголе. Ром, виски, водка – боль утихала, когда пил, затем усиливалась еще больше, когда не пил. Тогда я решил не пить совсем, обрекая себя на страдания, которых был достоин. Единственное, что делал я постоянно, это ходил в кафе, где мы с ней встретились, даже давно поняв, что шанс увидеть ее еще раз уменьшается с каждым прошедшим днем, но какая-то невиданная сила тянула меня туда снова и снова. Все слова, что я ей скажу при нашей новой встрече, вертелись в моей голове и каждый раз менялись с каждым новым днем.
Осень, холодное промозглое утро, сменившееся к полудню неожиданным теплом, верные клиенты все-таки старались зайти внутрь, чтобы не простыть, некоторые из них здоровались со мной, иногда шутили или спрашивали, как идут дела, заканчивая разговор о погоде. Я постепенно превращался в завсегдатая кафе и ждал, ждал, сам не зная чего. Все так же сидя и в дождь, и в солнце на террасе за нашим столиком, я смотрел в никуда застывшим взглядом меланхолика. Однажды, унесенный раздумьями, я и не заметил, как кто-то подсел ко мне и стал пристально смотреть на меня.
Это был тот самый старик с улицы, в этот раз он был небрит, помят, вид у него был отталкивающий. Я протянул ему какую-то мелочь со стола, предназначенную для официанта, но он презрительно мотнул головой и оттолкнул мою руку.
– Она больше не придет, не жди ее, – буркнул он мне прямо в лицо, отворачиваясь.
– Кто она?
– Стефания, кто? – передразнил он, смотря холодными как лед глазами.
– Где она, что с ней, она больна, несчастный случай? Откуда ты ее знаешь?
– Не жди ее, нет ее, баста, у нее есть муж, дети, семья, забудь ее!
Я вскочил со стула и схватил его за шиворот потертого пиджака.
– Где она, старая сволочь? – заорал я, плохо владея собой.
Ничуть не смущаясь, старик убрал мои руки, вытащил из кармана подаренный мною ей медальон и протянул его мне.
– Я же говорю, забудь ее, посмотри, сколько красивых женщин вокруг, одна лучше другой, ты молод, что ты привязался к цыганке, дурень.
Но я больше ничего уже не слышал, я оглох, весь Париж погрузился в тишину, вмиг он стал серым, а я прозрачным, и пошел, я шел через людей, став тенью этого города.