— Безусловно, — согласился виконт. — Поэтому я буду очень осторожен. Я буду звать вас Шиной, когда мы будем наедине, и в моих постоянных мыслях о вас, и когда я буду лелеять вас в своем сердце.
— Вам не следует мне об этом говорить.
— Отчего же?
Она должна была ответить на этот вопрос.
— Потому что… о, потому что так нельзя, — запнулась она. — Я всего лишь гувернантка, и вы знаете, что и послу и мадам очень не понравились бы ваши слова. И потом… ну… потом, потому что вы говорите неправду.
— Вы в этом уверены? — улыбнулся виконт. — О боже, какая прелесть! Ни тени кокетства! Наверное, за вами никто не ухаживал… или же это был мрачный англичанин-самодур, который не знает, что такое любовь и тем более женщины.
— Но у меня нет никакого желания флиртовать, месье, — возразила Шина. — Я действительно никогда этим не занималась. Именно поэтому вы не должны говорить мне подобные вещи. Я не понимаю ваши игры и не хочу, чтобы меня дурачили.
— Моя прелесть! Вы действительно думаете, что я вас дурачу? — спросил виконт. — Вы плохо меня знаете.
— Полагаю, месье, вы напрасно тратите со мной время. В Париже много красивых и элегантных женщин. Им бы понравились ваши речи, и к тому же они не такие недотроги, как я.
— А вы не думаете, что неопытность возбуждает? — мягко спросил виконт. Он вдруг взял ее руку и поднес к губам. — Позвольте мне быть вашим учителем.
Шина быстро отдернула руку:
— Нет, месье. Так нельзя. Оставьте меня в покое, иначе я… — Шина внезапно замолчала, поскольку не знала, что бы она сделала.
Видя ее замешательство, виконт рассмеялся:
— Да? И что бы вы сделали?
— О, пожалуйста, прошу вас, — совсем растерялась Шина. — Вы ставите меня в неловкое положение. Я не знаю, что сказать.
— Почему бы не сказать правду. Ведь я вам немного нравлюсь?
— Возможно, и так. Но если мадам Пелейо узнает о вашем поведении, я потеряю работу. Меня уволят, как мисс Робинсон.
Эти слова слегка озадачили де Кормеля, но через минуту он рассмеялся:
— Так, интересно, кто же рассказывает подобные сказки? Наверное, это наш безупречный полковник проинформировал вас о мисс Робинсон?
— Полковник Мансфильд! Конечно нет! — запротестовала Шина. — Он не стал бы обсуждать это со мной. Дети рассказали мне об этом случае, и еще ваша сестра намекала…
— Мисс Робинсон была очень глупа, — сказал виконт.
Шина почувствовала, что он лжет.
— Наверное, потому, что влюбилась в вас? — не удержалась она.
Он пожал плечами:
— Я здесь ни при чем, уверяю вас, поверьте, я действительно ни в чем не виноват.
— Нет. — В первый раз за время их знакомства Шина ощутила уверенность в себе. — Боюсь, что не поверю, но я-то уж точно не влюблюсь в вас. Я не буду такой глупой, как мисс Робинсон.
— Как вы можете быть в этом уверены? — усмехнулся виконт.
Шина опять почувствовала себя беззащитной и занервничала.
— Пора возвращаться, — резко сказала она. — Я пойду за детьми, и вы отвезете нас домой, иначе мы опоздаем к чаю.
Когда Шина побежала к Мэди и Педро, она услышала смех виконта — смех позабавившегося и удовлетворенного мужчины, но все же удовлетворенного не до конца. Он отозвался эхом в ушах Шины, иона почувствовала, что боится не столько его, сколько себя!
Глава 3
Утром Шину разбудила старшая горничная Жанна, пожилая, с властным характером; ее муж был лакеем. Она принесла Шине чай. Только она была удостоена чести выполнять эту обязанность. Жанна раздвинула шторы, открыла ставни величественным жестом и поставила поднос у изголовья Шининой кровати.
— Спасибо! Как это мило с вашей стороны, Жанна! — воскликнула Шина и, глядя на тонкий китайский фарфор на безупречно чистом подносе с ажурными краями, добавила: — Оказывается, французы пьют чай по утрам, а я думала, кофе.
— Так заведено в любом приличном французском доме, — сказала Жанна, шмыгая носом. — Хотя мадам Пелейо позволила его превосходительству нарушить наши национальные обычаи. Мы пьем чай из Южной Америки, — пренебрежительно добавила она.
Шина улыбнулась и налила себе чая в чашку:
— Но он так восхитительно смотрится!
— Я рада, что вам нравится, мадам, — ответила Жанна. — Лично я предпочитаю кофе. Что хорошего в чае? Окрашенная вода.
Шина рассмеялась. Максимализм Жанны явно не вязался с возрастом этой немолодой, дородной женщины, у которой уже начали расти усы над губами.
— Но я, как все англичане, люблю подкрашенную воду, особенно когда мне подают ее в постель. Дома я обычно подаю чай другим.