Так что принять дар нам было несложно. Гораздо труднее оказалось объяснить, откуда у нас появились деньги на покупку квартиры. В итоге мама была вынуждена сказать часть правды: постарались родственники отца. Дядя не особо интересовался, только обрадовался, что мы, наконец, съехали и перестали контролировать его запои.
В общем, из родных, кроме мамы, я общаюсь лишь с Марко. Правда, наша дружба претерпела изменения по мере того, как мы росли. Сначала нас объединяли авантюры: прыгать в крыши соседских гаражей, дразнить собак, ездить на метро без взрослых. В подростковом возрасте все усложнилось, ведь начались влюбленности. Для меня, в поиске нового (после Тео) объекта моих чувств не было решения более естественного и более безрассудного, чем влюбиться в человека, по возрасту годящегося мне в отцы – руководителя нашего школьного театра. Мальчишки вольны были издеваться сколько угодно, мол, актеришко-неудачник с амбициями, сердца девичьей половины класса этот велеречивый красавец покорил сразу и навсегда. Марко же, пользуясь неотразимой внешностью, вовсю гулял с девчонками, ему звонили по вечерам, его караулили в подъезде и за него рвали косы соперницам. Трудно было бы в такой ситуации ожидать, что он станет верным однолюбом. Конечно, он пользовался ситуацией и менял девчонок, если не как перчатки, то хотя бы как шапки – раз в сезон. В его оправдание могу сказать только одно – он, к тому же, был обаятелен, остроумен, галантен, эрудирован и добродушен. И соблюдал определенный «кодекс чести» - никогда не встречался с двумя сразу, не изменял и не провоцировал ревность. Даже если бы он не был так красив внешне, успех у женщин все равно бы имел. Хотя, бесспорно, именно эти невероятные глаза и улыбка действовали, как манок.
Мне досталась неблагодарная роль наперсницы в его сердечных делах. Лучше бы я не знала половины того, чем он делился, чтобы не портить свое о нем впечатление! Я всячески пыталась наставить Марко на путь истинный, он же, в свою очередь, высмеивал мою глупую влюбленность. На почве взаимных претензий мы без конца ругались и на какое-то время охладели друг к другу, тем более Марко поступил в университет, и его затянуло в водоворот веселой студенческой жизни.
Впрочем, через какое-то время мы смирились с тем, что личная жизнь каждого – это его неприкосновенная территория, и вернулись к нашему дружному тандему. Марко, в свободное от романов время, стал незаменимым спутником во всех поездках и приключениях. Правда, и здесь были свои сложности. Я, к тому моменту считавшая себя полноценной и уверенной личностью, превращалась в какого-то недочеловека, стоило нам вместе пройтись по улицам. Восторженные взгляды в сторону Марко тут же превращались в подозрительные, презрительные и ненавидящие. «Что эта замухрышка делает рядом с таким красавцем?» - вот что читалось в этих взглядах. Трудно представить, какой красоты должна быть девушка, чтобы смотреться достойно рядом с Марко. Позже, когда я переросла подростковые комплексы (худоба, длинные руки-ноги и прыщи – стандартный набор), мне стало даже льстить, когда нас принимали за пару и отчаянно мне завидовали. Что там! Я даже стала откровенно этим пользоваться, чтобы досадить какой-нибудь заносчивой девчонке или вызвать ревность в парне, который мне на тот момент нравился, благо Марко мне в этом охотно подыгрывал.
То, что мне начали нравиться ровесники, я восприняла, как знак, что пора завязывать с мечтами о творческом руководителе, замирать от его случайных прикосновений и плакать по ночам в подушку. Кризис миновал, и первую свою любовь я отправила в разряд воспоминаний.
Сейчас я вообще не уверена, стоит ли приравнивать мой первый опыт к полноценной влюбленности. С одной стороны, я прожила весь спектр соответствующих эмоций: надежду, отчаяние, гнев, умиление, нежность…С другой, весь наш «роман» существовал лишь у меня в голове, подпитываемый совершенно невинными и случайными реалиями, вроде поощрительной улыбки после удачно сыгранной сцены. Живи мы в воображаемой вселенной, все было бы проще, но для настоящей любви все же нужны двое. Да, такое «чувство на расстоянии» подарило миру великие произведения искусства, но нам, простым смертным, что она дает, кроме душевных мук?