Таким элитным оперативником был и Джон Смит — когда его об этом просили.
— Ты здесь не из-за Марти, — убежденно проговорил Джон. — Из-за Пастеровского. Что-то случилось. Рассказывай.
— Пошли прогуляемся. — Клейн поднял очки на лоб и принялся набивать трубку.
— Здесь курить нельзя, — предупредил его Смит. — Пылевые частицы загрязняют образцы ДНК.
Клейн вздохнул:
— Еще одна причина убраться отсюда.
Фред Клейн — а в его лице «Прикрытие-1» — не доверял никому, ничему и ни в чем. Даже лаборатория, официально не существующая вовсе, могла быть усажена «жучками». Поэтому Клейн и хотел ее покинуть.
Смит последовал за главой разведки к двери и запер ее за собой. Они спустились по лестнице, прошли мимо темных лабораторий и кабинетов. Лишь кое-где горел свет, и в здании было тихо — только одышливо гудела вентиляция.
На улице рассветное солнце заливало косыми лучами декоративные ели, разделяя каждое дерево на половинки — восточную, зеленую, и западную, поглощенную смоляно-черными тенями. Далеко на западе, сверкая снежными пиками, громоздились Скалистые горы. В долинах по их склонам еще лежали лиловые ночные тени. В воздухе висел аромат хвои.
Отойдя от здания лаборатории на дюжину шагов, Клейн остановился, чтобы разжечь трубку. Он то раскуривал ее, то пытался утрамбовать табак, покуда не погрузился с головой в облако дыма, которое пришлось разгонять руками.
— Пошли, — бросил Клейн наконец, направившись в сторону дороги. — Расскажи, как продвигается твоя работа? Далеко вам еще до создания молекулярного компьютера?
— Увы. Работа продвигается, но уж больно медленно. Слишком сложно.
Все правительства мира мечтали первыми наложить руку на работающий ДНК-компьютер. Для начала — потому, что тот был способен за несколько секунд взломать любой код или шифр. Устрашающая перспектива, особенно для департамента обороны. Все ракетные шахты Америки, секретные системы АНБ, спутники-шпионы НОР, оперативные системы связи ВМФ, все планы Пентагона — все, что основано на электронике, падет к ногам первого же молекулярного компьютера, потому что даже мощнейший в мире суперкомпьютер на кремниевых микросхемах не сможет сравниться с ним.
— И как скоро мы увидим действующий образец? — поинтересовался Клейн.
— Через пару лет, — уверенно отозвался Смит, — не раньше.
— И кто подошел к черте ближе всего?
— К созданию рабочей модели? Покуда — никто.
Клейн затянулся и заново утрамбовал тлеющий табак.
— Если бы я заявил, что такой образец создан — то, по-твоему, кем?
Прототипы молекулярных схем работали с каждым годом все устойчивее, но создать настоящий, действующий ДНК-компьютер? На это нужно, что бы ни говорил Клейн, лет пять, если только... Такеда? Шамбор?
И тут Смита осенило. Если Клейн примчался по его душу, разгадка — институт Пастера.
— Эмиль Шамбор... Ты хочешь сказать, что Шамбор обогнал нас всех не на один год? Даже Такеду из Токийского?
— Шамбор, предположительно, погиб при взрыве. — Клейн озабоченно полыхал трубкой. — От его лаборатории ничего не осталось. Только кирпичная крошка, обгорелые щепки и битое стекло. Его искали дома, искали у дочери — всюду. Машина осталась на институтской стоянке. Самого Шамбора — нет. И ходят слухи.
— Слухи ходят всегда.
— Но не всегда — среди высших чинов французской армии, коллег Шамбора и его начальства.
— Если бы Шамбор подошел к цели настолько близко, слухами бы дело не ограничилось. Кто-то знал.
— Необязательно. Военные регулярно связывались с ним, но Шамбор неизменно утверждал, что продвинулся в своих исследованиях не дальше остальных. Что же до Пастеровского института, то ученый с таким опытом и положением, как Шамбор, не обязан ни перед кем отчитываться.
Смит кивнул. В сем почтенном учреждении еще сохранялся такой анахронизм, как независимые исследователи.
— А его записи? Отчеты? Статьи?
— За последний год — ничего. Нуль.
— Ничего? — воскликнул Джон. — Не верю! Они должны храниться в базе данных Пастеровского. Только не говорите, что взрыв уничтожил мейнфрейм их сети!
— Нет, компьютер цел — он находится в бомбоубежище. Но за последний год Шамбор не вводил в него никаких данных.