Она уселась на подоконнике роскошного номера, глядя на море, чувствуя, что никак не может расслабиться и успокоиться. Солнце ярко сияло, море лежало, как блестящий шелк с кружевом по краям, выступающим на золотистый песок, который и сделал это место таким популярным. Господи, неужели всего несколько часов назад она стояла и мерзла там, на берегу, а Леон приплыл к ним через залив? В тот момент она почему-то твердо решила невзлюбить его. Ей совсем не хотелось повторить ошибку матери — обмануться красивой внешностью и обаянием, которого у Леона было в избытке, так что он мог включать и выключать его по мере надобности, как кран с водой. Ругая себя, Рене вспоминала, как в зале легко поддалась его чарам. Нет, такого больше не должно повториться. Пока длится эта сумасшедшая история, она будет вести себя строго и постарается держать его на расстоянии.
Дневной показ оказался для нее совершенно ошеломляющим. Ведь она никогда не выступала на подиуме как манекенщица; весь ее небольшой опыт сводился к позированию перед камерой, а это совершенно не походило на то, что требовалось на живом показе. Вторая манекенщица Леона, Селеста, тоненькая темноволосая девушка, которая говорила только по-французски, кинула на нее лишь один взгляд, пожала плечиками, буркнула «англез» («англичанка») и дальше повела себя со всевозможной вредностью, на какую только была способна. Дошла даже до того, что взяла аксессуары, предназначенные для платья, которое демонстрировала Рене. С ними выступали еще четыре девушки — по одной от каждого дома моделей, демонстрирующего свою одежду. Еще там была женщина, главный финансовый агент какого-то дома, — худая, некрасивая, но с неподражаемым изысканным шиком истинной парижанки. Она полностью игнорировала Рене. Еще один человек, главный дизайнер того же дома, маленького роста, толстый, лысый, напротив, обратил на нее внимание. Рене видела, как он разговаривал с Леоном не спуская с нее глаз, и решила, что, наверное, спрашивает у него, где это он раздобыл такую неуклюжую, неловкую манекенщицу. Она угадала — они действительно говорили о ней, только не высмеивая ее, а, наоборот, восхищаясь ею.
Наконец все кончилось, и у Рене появилось время немного собраться с мыслями, отдохнуть перед вечерним показом. Она от всего сердца проклинала Аву, которая втянула ее в эту историю. Если бы утром сразу же послали за другой манекенщицей, то сейчас Рене уже вернулась бы домой и встретилась с Барри, как они и договаривались. Теперь же пришлось отправить ему срочную телеграмму, что она задерживается, а это очень его разозлит.
Но ее не оставили в покое. Вскоре в дверь постучала мадам Ламартен и попросила пройти с ней, еще раз надеть платье из золотой парчи. Рене даже не сразу поняла, что от нее требуется. А когда облачилась в платье, ее повели к миссис Моретон, американке, жене одного из депутатов Конгресса. В ее пышной гостиной оказался и Леон. Миссис Моретон очень понравилось золотое платье, и сейчас он убеждал ее, что они смогут сшить ей точно такое же по ее размерам. У американки были жесткие рыжие волосы и сильно накрашенные глаза. Она, видимо, вообразила, что в этом платье будет выглядеть как манекенщица, но так как была лет на пятнадцать старше Рене и весила фунтов на двадцать больше, девушка засомневалась, что ей стоит приобретать этот наряд. Однако она знала, что он стоит несколько сот фунтов стерлингов, и понимала, к чему клонит Леон, расточая клиентке льстивые похвалы. Наконец они договорились о примерке в Париже, и Рене отпустили.
Вечерний показ прошел гораздо спокойнее. Она знала, что где-то в глубине зала, за пышными пальмами, скрывается Билл со своими фотоаппаратами, а Ава, довольная и почти мурлыкающая, как кошка, наевшаяся сметаны, сидит среди гостей. Леон в простом смокинге выглядел особенно мужественным и красивым, и хотя она упорно старалась не смотреть в его сторону, чувствовала, что он наблюдает за ней и ловит каждое ее движение. Показ закончился выходом на подиум всех шести манекенщиц. Раздались жидкие аплодисменты, и все закончилось. Гости стали расходиться, чтобы посмотреть, что им предлагает ночная жизнь города, а она могла предложить немало.