— Маман, это Рене, — сказал Леон. — Рене, это моя мама.
Рене чуть не вскрикнула от удивления, когда мадам Себастьен крепко пожала ей руку. Конечно, у Леона должна быть мать, но, помимо того, что его отец умер, она больше ничего не знала о его семье и никогда о ней не думала. И теперь, под оценивающим взглядом этой женщины, неловко зарделась. Надо же, Леон даже не удосужился ее предупредить!
Мадам сказала на безупречном английском:
— Дорогая моя, я так давно хотела с вами познакомиться. Леон столько мне про вас рассказывал. Проходите, садитесь, вы, наверное, устали, бедняжка. Я знаю, вы сейчас сдаете коллекцию, и прекрасно понимаю, что это такое. Я столько видела этих коллекций! Сначала их создавал мой муж, теперь — сын.
Она подвела девушку к стулу, а Рене тем временем воскликнула:
— Вы англичанка, мадам?
— Нет, — тут же вмешался Леон, — она стала француженкой, когда вышла замуж за моего отца, и никогда об этом не пожалела, правда, маман?
Мать и сын обменялись взглядами, и Рене вспомнила, как она засомневалась, когда возник вопрос о смене гражданства. Может быть, вся эта встреча нацелена на то, чтобы переубедить ее?
Она повернулась к Леону.
— Значит, вы наполовину англичанин? — Это объясняло множество несоответствий, которые она замечала в нем.
— Стопроцентный француз, могу вас заверить. — Глаза его сияли. — Что будете пить?
Он смахнул несколько выкроек с маленького шкафчика у стены, откуда были извлечены бокалы и поставлены на место выкроек. Его мать указала пальцем на бутылку, которая стояла в миске со льдом рядом со столом.
— Я заказала шампанское, оно холодное и освежит вас.
— Превосходно. — Он открыл его, а мадам тем временем недовольно смотрела на выкройки, валяющиеся на полу.
— Ах, эти художники! — воскликнула она. — Леон, милый, надеюсь, ты все это подберешь? Рене подумает, что тебя не научили элементарному порядку.
— Рене уже знает обо мне все самое худшее, — усмехнулся он. — А что касается выкроек, то мне их некуда положить; с ними разберется жена консьержа. Я плачу ей за это. — И он хитро скосил глаза на Рене.
— Ты неисправим! — вздохнула его мать и повернулась к блюдам. — Рене, попробуйте вот это, заливные куриные грудки. Ах, вам нужно как-то восстановить силы.
— Сначала вот это. — Леон протянул ей стакан пузырящейся жидкости и поднял свой бокал. — За успех моей новой манекенщицы Рене, я надеюсь, что это не последний тост, который будет поднят в ее честь.
— И за твое вечное счастье, мой милый, — добавила его мать, тоже поднимая бокал.
Две пары темных глаз смотрели на Рене с нежностью, и она раскраснелась.
— Я же говорил тебе, это единственная девушка на свете, которая еще не разучилась краснеть! — радостно закричал Леон, а Рене подумала: «Интересно, что еще он рассказал матери?»
В такой дружелюбной атмосфере невозможно было оставаться скованной. И хотя не говорилось ничего определенного, но мадам Себастьен разговаривала с ней так, словно они с Леоном уже были помолвлены, так что Рене почти убедила себя, что их помолвка будет настоящей, а не отчаянным средством сохранить ей работу.
Закончив ужин, Леон со вздохом поднялся.
— Все хорошее когда-нибудь кончается, — с сожалением произнес он. — Мне надо вернуться в салон, там у меня еще много дел. Я заказал такси, оно отвезет тебя домой, Рене. А маман ты довезешь до «Крийона», где она живет.
«Крийон», один из самых роскошных и дорогих отелей Парижа!
Рене тоже поднялась.
— А разве мне не следует вернуться с вами в салон? — спросила она. — Может быть, я пригожусь.
— Нет, не надо, хочу, чтобы завтра ты была у меня свежей и красивой, — сказал Леон. Он подошел к матери, поцеловал ее, затем поймал ее удивленный взгляд, повернулся к Рене, положил ей руки на плечи и слегка коснулся губами ее щеки. — Au revoir, chérie! — И ушел.
Каждая клеточка ее тела откликнулась на это нежное прикосновение. Положение становилось все более и более запутанным. Если бы только она могла любить Леона чуть меньше, или бы он полюбил ее хоть чуточку.