Рене вздрогнула, услышав последнее слово.
— Да нет! Не может быть, чтобы он на такое решился.
— Мы скажем мадам Ламартен, что ты совсем разболелась, и я отпрошусь у нее, чтобы отвезти тебя домой, — продолжала Жанин. — А сами давай поедем на улицу Жарден.
Рене еще долго колебалась, но в конце концов ей пришлось уступить уговорам Жанин. Она сама сгорала от любопытства посмотреть на живую Антуанетт.
Измученная после бессонной ночи, Рене безвольно тащилась за Жанин в поисках улицы Жарден. Жанин посмотрела карту окрестных улиц на выходе из метро, но все равно они несколько раз поворачивали не в ту сторону. Наконец нашли ее. Это был глухой тупик, по обеим сторонам которого располагались дома с террасами, окна которых были затенены пышными платанами. Перед каждым домом был разбит квадратный садик, украшенный горшками с яркими цветами, к входным дверям вели невысокие ступеньки, на окна были опущены жалюзи.
Нужный им дом номер 14 находился в конце улицы. На нем не было жалюзи, не было в саду цветочных горшков, и, несмотря на жару, все окна были закрыты, занавешены плотными нейлоновыми занавесками.
— Наверное, там никого нет, — решила Рене, испытывая огромное облегчение.
Жанин взбежала по ступенькам к входной двери и нажала кнопку звонка.
Вскоре послышалось шуршание ног в шлепанцах, потом скрип отодвигаемой задвижки, наконец дверь медленно отворилась. Женщина, стоявшая на пороге, была похожа на мышь. Ее яркие, блестящие, как бусинки, глаза быстро оглядели гостей. И, казалось, она, как мышка, готова в любой момент шмыгнуть обратно в свою норку.
Жанин по-французски спросила мадемуазель Морель.
— Мы ее коллеги из салона Себастьена, — пояснила она.
Мышка сразу насторожилась, и вид у нее сделался еще испуганней.
— Нет, нет, — заверещала она. — Моя дочь никого не принимает. — Она попыталась закрыть дверь, но Жанин всунула ногу в щель.
— Ах, прошу вас, мадам, — начала она, и вдруг ее перебил резкий голос:
— Кто там, маман?
Мышка повернулась к кому-то у себя за спиной, а Жанин резко распахнула дверь. В затененном холле они увидели стройную фигуру в длинной черной накидке. На секунду Рене показалось, что это монашенка, но потом она заметила, что лицо женщины закрывает тонкая черная вуаль, однако руки у нее обнажены, а под вуалью яркие волосы.
— Ты велела никого не пускать, — напомнила ей мадам Морель. — Это из салона.
— Ну и что? — резко заговорила девушка под вуалью. — Я что, не могу передумать? Мне уже начинает надоедать весь этот маскарад. Надоело изображать из себя загадочную даму под вуалью с улицы Жарден. Проходите, мадемуазель, приятно будет для разнообразия с вами поболтать, узнать последние новости из салона.
Мадам Морель все еще преграждала им путь, и девушка, которая, скорее всего, и была Антуанетт, нетерпеливо затопала ногами по покрытому плиткой полу.
— Закрой дверь! — приказала она. — И не стой там разинув рот, как глупая лягушка. Прошу сюда, мадемуазель.
Пока ее мать закрывала и запирала на засов дверь, она поманила девушек за собой и провела их через темный, заставленный коридор в залитую солнцем гостиную. Все ее стены были увешаны портретами Антуанетт во всех мыслимых позах и ракурсах. На самом видном месте висела ее фотография в свадебном платье — такая же, как у Леона над камином в его квартире на острове Сен-Луи. Большие, до пола, окна были открыты в маленький квадратный сад с внутренней части дома, и хозяйка жестом пригласила их выйти туда. Они увидели ярко раскрашенные парусиновые кресла и столик под огромным тентом. Контраст по сравнению с унылой и наглухо запертой внешней стороной дома был настолько велик, что обе девушки онемели. Антуанетт засмеялась над их удивлением. Смех у нее был хриплый и скрипучий, совсем не подходящий к ее изысканной внешности — единственное напоминание о том, что она вышла из самых низов общества.
Антуанетт пригласила их сесть.
— Не хочу, чтобы всякие любопытствующие совали нос в мою частную жизнь, — пояснила она, — а здесь за мной никто не сможет подглядывать. — Сад был огорожен высокой решетчатой стеной, увитой вьюнами.
— Прекрасная Розамунда в своем уединенном замке, — негромко проговорила Жанин. — Интересно, заезжает ли сюда король Генрих? — Она говорила по-английски, и Антуанетт вопросительно посмотрела на них, а Рене, которая поняла намек, взглянула на подругу с упреком.
— Это была очень красивая дама, — пояснила по-французски Жанин, — которая любила крепко, но безрассудно, на свое горе.