— Отлично, мадемуазель, идите вниз, я за вами.
Она нехотя пошла впереди него в вестибюль, все еще не в силах справиться со своими бунтующими эмоциями. Когда она ему расскажет, что Антуанетт намерена вернуться к нему, он только обрадуется и отпустит ее на все четыре стороны, не станет даже больше ни о чем расспрашивать.
Когда они вошли в вестибюль, мадам Дюбонне разговаривала по телефону. Заметив Рене, она сказала:
— Это месье Барри Холмс. Спрашивает, выехали ли вы уже на Северный вокзал.
— О, хорошо, я могу объяснить ему, почему опоздала на поезд! — воскликнула Рене, беря трубку.
Барри был очень сердит; поезд уходит через несколько минут, а она все еще в пансионе! К сожалению, его не растрогала история с Колетт, он не считал ее достаточным поводом для того, чтобы Рене не явилась на вокзал.
— Ну ты там, наверное, не одна, мог же за ней еще кто-нибудь присмотреть? — холодно спросил он. — Я так и знал, что ты снова все усложнишь. Не надо было вообще отпускать тебя в пансион одну.
Ей не понравился его тон, хотя она полагала, что здравый смысл все же на его стороне. И произнесла неуверенно:
— Я была нужна Коллет, должна была ей помочь, я отчасти виновата в том, что это произошло, Барри. Она… она меня очень любит. Ее матери не было в пансионе, и я просто не могла оставить ее одну и без помощи.
И тут услышала, как он произнес вполголоса:
— Сентиментальная чушь! — Потом громче, в трубку: — Я же сказал тебе, что мне обязательно нужно уехать сегодня.
— Прости, тогда не жди меня. Поезжай без меня, а я завтра отправлюсь первым же поездом.
Барри ответил, что так и сделает, и повесил трубку, оставив ее в самых расстроенных чувствах. Он мог бы проявить побольше сочувствия — Леон и то его проявил. Рене положила трубку на место и обернулась — он стоял совсем рядом с ней, глядя на нее с непроницаемым выражением.
— Это был месье Барри? — нежно спросил Леон. — Это из-за него ты вынуждена была бежать от меня?
— Да, — сказала Рене неуверенно. — Я все-таки поехала в отпуск с Синклерами, хотя вы меня не отпустили. А он приехал туда и разыскал меня. Я собиралась вернуться с ним домой, а теперь опоздала на поезд.
Он стоял спиной к свету, и она не могла как следует разглядеть его лицо в полутемном вестибюле. Мадам Дюбонне тактично оставила их наедине. Леон ничего не ответил. Ей показалось, что она глубоко задела его, хотя это было невероятно, потому что ранить человека словами можно только в том случае, если сердце его неравнодушно, а Леон не вкладывал сердечной теплоты в свои взаимоотношения с ней. В то же время Барри был тем средством, которое позволяло ей разорвать их с Леоном отношения, не вынося на обсуждение болезненную тему Антуанетт, и она вздохнула с облегчением.
— Кстати, вам следует знать, что я вообще собираюсь уйти из модельного бизнеса, — твердым голосом проговорила она. — Скорее всего, я выйду замуж за Барри. В конце концов, были же мы с ним когда-то помолвлены… — Она запнулась. Леон был причиной того, что их помолвка оказалась расторгнутой.
Он тихо сказала:
— Понятно.
И Рене снова почувствовала, что он удручен. Скорее всего, его уязвляло то, что она его покидает. Ничего, скоро Антуанетт залечит эту рану, нанесенную его тщеславию.
Появилась бонна с подносом в руках и остановилась, выпучив на них глаза, потом вспомнила о приличиях и поспешила в столовую, пробормотав извинения.
— Здесь невозможно разговаривать! — раздраженно воскликнул Леон. — Мадемуазель Торнтон, я понял, что вы намерены были мне сообщить. Я желаю вам счастья в вашем вновь обретенном союзе с вашим молодым человеком. Но прежде чем вы уедете, нам нужно уладить пару мелочей, в том числе я должен выплатить причитающуюся вам зарплату. Прошу вас пройти со мной, я выпишу вам чек.
Она открыла было рот, чтобы сказать, что чек можно выслать по почте, потом вспомнила про кольцо у себя в сумочке и промолчала. Это было не самое удобное место, чтобы возвращать ему кольцо, когда любопытные взгляды в любой момент могут нарушить их уединение. Ее сердце боролось с разумом, оно кричало, что она не может позволить ему уйти, что под любым предлогом должна его задержать, оттянуть последнее расставание, и сердце победило в этой борьбе.
— Позвольте мне только еще раз взглянуть на Колетт, и пойдем, — попросила Рене.
Ребенок крепко спал. Рене сказала мадам, что вернется в пансион и останется еще на одну ночь, если это возможно. Добрая старушка сияла от счастья, и Рене пришлось прикусить язык, чтобы не выпалить те резкие слова, которые так и просились наружу. Со стороны мадам было предательством дать Леону знать, что она вернулась. Рене не могла даже представить, зачем старухе это понадобилось и какую пользу она может из этого извлечь, но не могла позволить себе сейчас с ней поссориться, потому что ей нужно было где-то переночевать.