При этих словах я указал бумагами на Марию и, глядя прямо перед собой, пошел через зал к своему месту. Сзади поднимался гул возмущенных голосов.
Я сел, не поднимая головы, потому что не хотел ее видеть. Не мог. Почему-то болели и слезились глаза, и мне пришлось несколько раз ими моргнуть. Алекс возбужденно зашептал:
– Ну и вмазали вы ей!
Казалось, что сегодняшнее заседание тянется целую вечность и ему не будет конца. Словно издалека донесся стук молоточка и бас Питера Амели:
– Объявляется перерыв до двух часов дня.
Когда судья выходил из зала, я машинально встал и, как заводной, молча двинулся вслед за ним к служебному выходу.
Нам удалось перехитрить репортеров, выскользнув из здания через боковую дверь. В ресторане «Старая мельница» мы с Джоэлом и Алексом заняли столик в самом дальнем углу, причем я сел спиной к залу, чтобы не видеть никого, кроме своих. Подошла официантка.
– Мне надо выпить. Пожалуйста, джина со льдом и чуть-чуть лимонной корочки. А вам, ребята?
Оба заказали только еду. В зале за спиной начался какой-то шум и я, не оборачиваясь, понял его причину. Почувствовал!
Джоэл тихо сообщил:
– Они здесь.
Пришлось через силу улыбнуться:
– Ничего не поделаешь, мы живем в свободной стране.
Да где же, черт побери, мой джин? Я раздраженно проворчал:
– Куда провалилась эта проклятая баба?
Успокаивая меня, Алекс быстро проговорил:
– Она шла к нам, но остановилась возле их стола. Наверное, принимает заказ.
Через мгновение официантка с каким-то странным выражением лица поставила передо мной джин. Я поднял стакан – подложенная под него салфетка была исписана знакомым детским почерком. Круглые буквы составили всего несколько слов: «Желаю хорошо развлечься, ваша честь. Удачи. Мария».
Я скомкал рыхлую бумажку и отхлебнул из стакана.
Она прекрасно знала, что мой успех обернется для нее десятью годами тюрьмы, но все равно желала мне удачи. Да, Мария никогда ничего не боялась. Даже в детстве. И мне нравилась ее отвага. Однажды, когда она хотела перебежать улицу перед несущимися со страшной скоростью машинами, я попытался ее удержать. Помню презрение, с каким Мария отбросила мою руку.
– Господи, какой же ты тюфяк! Боишься рисковать даже в пустяках!
– Мария, объясни, ради чего нужен этот риск? Тебя могут искалечить или даже задавить насмерть.
Она вызывающе сверкнула глазами:
– Ну а тебе-то какое дело? Моя жизнь! Что хочу, то с ней и делаю.
Пожалуй, главное различие между нами было именно во взглядах на жизнь, но и в более мелких вопросах мы тоже не могли найти общего языка. Мария обладала поразительной способностью совмещать несовместимое, например, быть одновременно нежной и чудовищно жестокой. Я молча страдал, не находя никакого разумного объяснения ее взбалмошности и многим странным выходкам, но однажды мама назвала мне причину всех этих несчастий.
Я снова отпил из стакана. Во рту остался горьковатый аромат холодного джина.
В тот вечер я долго ждал, когда Мария вернется со свидания. Ждал напрасно, а когда пришел домой, мама все поняла с одного взгляда, быстро подошла и мягко взяла за руку. «Она не для тебя, Майк. Пойми это». Я молча посмотрел в ее опечаленное лицо. «Сын, я не могу вмешиваться в твои дела и ты сам должен решать, с кем связывать свою жизнь. Но Мария не для тебя. Она не может, не умеет любить, потому что выросла без любви». Я вырвал руку и убежал в свою комнату, но еще долго помнил: «Без любви...»
Прошло много лет. Только теперь до меня дошел смысл маминых слов, и в этом – ключ ко всей жизни Марии: без любви.
Книга I
Мария
1
Она отворила дверь кондитерской лавки и остановилась на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку.
От солнца, освещавшего сзади фигурку девушки, вспыхнул мерцающий нимб золотисто-рыжих волос. Растянутый в полуулыбке яркий рот показывал ослепительно красивые зубы.
В магазине никого не было. Она подошла к прилавку и нетерпеливо постучала монеткой по прохладной мраморной плите.
Из заднего – жилого помещения послышались торопливые шаркающие шаги.
– Минутку... Минутку. Я иду.
– Не торопитесь, мистер Рэннис. Это Мария. Я не спешу.
На ходу застегивая рубашку, за прилавком появился пожилой мужчина. При виде девушки он заметно оживился:
– А, Мария! Что вам угодно, красавица?
Она беззаботно улыбнулась:
– Я бы хотела пять штук «Твенти Гранд».
Лавочник машинально повернулся к полке, протянул руку за пачкой сигарет, но тут же опустил ее и через плечо вопросительно посмотрел на девушку.
– Не беспокойтесь, мистер Рэннис. Сегодня у меня есть пять центов.
Старик выложил на прилавок пять сигарет, накрыл их ладонью и выжидающе уставился на Марию.
Она нехотя подвинула к нему деньги, и монетка, звякнув, исчезла в кассовом ящике под прилавком. На грязно-сером мраморе ярко белели тонкие палочки сигарет. Девушка медленно взяла одну, потянулась к спичечному коробку, однако лавочник ее опередил и предупредительно чиркнул спичкой. Мария с наслаждением затянулась.
– Хорошо! Я думала, что уроки никогда не кончатся. Ужасно хотелось курить и никто не дал даже затянуться.
Мистер Рэннис широко улыбнулся, показав редкие испорченные зубы.
– Где ты пропадала, Мария? Я не видел тебя целую неделю.
Она вздохнула:
– Денег не было. Я ведь вам порядочно задолжала...
Старик окинул ее многозначительным взглядом, перед которым, по его мнению, не могла устоять ни одна женщина:
– Как тебе не стыдно, Мария? Разве я когда-нибудь напоминал о долге?
Девушка молча затянулась еще раз. Мистер Рэннис протянул руку через прилавок и крепко сжал тонкое запястье:
– Ты же знаешь, как я радуюсь каждому твоему приходу.
Мария мельком глянула на грубые пальцы старика и вызывающе ухмыльнулась:
– Вы радуетесь любой девочке.
Он удрученно покачал головой:
– Да ни одна из них не может сравниться с тобой! Я всегда любил тебя больше других... даже тогда, когда ты была во-от такой малюсенькой.
Девушка состроила недоверчивую гримасу:
– Так я вам и поверила! Как же...
– Честное слово! Сама посуди, разве стал бы я от кого-нибудь другого терпеть долг в три доллара двадцать пять центов?
Все это время Мария внимательно следила за стариком и, заметив, что его глаза подернулись томной пеленой, решительно высвободила руку:
– А вот и неправда! Фрэнси Киган говорила, что вы ей давали без денег.
Мистер Рэннис облизал пересохшие губы:
– Да, давал. Но заставил вернуть все до единого цента. Разве об этом она не сказала? А тебе я никогда не напоминал о деньгах.
Мария не ответила и с преувеличенным интересом оглядела лавку:
– Что-то здесь изменилось...
Лавочник гордо улыбнулся:
– Я перекрасил задние комнаты.
Девушка восхищенно приподняла бровь:
– О!
– Да, в такой приятной светло-зеленый цвет. Получилось очень уютно. Как только накоплю деньжат, покрашу еще и торговый зал.
Она резко рассмеялась:
– Накоплю деньжат? Ха-ха! Неужели вы считаете меня последней дурой, мистер Рэннис? Да всем известно, что у вас их куры не клюют.
Старик обиженно надул губы:
– Ах, детишки-детишки... Все вы почему-то так думаете. На самом деле у меня мелкий, пустячный бизнес. И доходы...
– Да-да, это видно.
Неожиданно девушка вплотную прижалась к стеклянной витрине, словно рассматривая через нее конфеты, и у старика перехватило дыхание.
Отделенный от Марии только прозрачной перегородкой, он разглядывал нежные изгибы ее тела, высокую тугую грудь в тесноватой белой блузке.