– Поработайте еще полчасика, – попросил водолазов Аркадий.
Спустя всего десять минут послышались крики, и водолаз по веревочной лестнице поднялся на набережную, таща покрытую илом сумку, из которой лилась вода.
Сумка была из кожи, с длинной ручкой. Надев резиновые перчатки, Аркадий в свете прожекторов открыл ее и стал выбирать оттуда жидкую грязь, бутылки и стаканы, пока не наткнулся на торчащий ствол. Наконец он вытащил длинноствольный плоский полуавтоматический пистолет.
– Товарищ следователь!
Это приехал Фет. Аркадий не видел его с допроса Голодкина. Фет, поправляя очки, стоял на краю освещенного крута, близоруко уставившись на пистолет.
– Будут ли какие-нибудь поручения? – спросил он.
Аркадий не знал, какую роль играл Фет в Пашиной смерти. Он только хотел, чтобы тот не стоял у него на дороге.
– Да, – сказал Аркадий, – составьте список икон, похищенных за последние шестнадцать месяцев.
– Икон, похищенных в Москве?
– Нет, – ответил Аркадий, – на всей территории по эту сторону Урала. А потом…
– Слушаю, – подался вперед Фет.
– Потом, Фет, все иконы, похищенные в Сибири, – сказал Аркадий. – Вы ведь знаете, где Сибирь.
Аркадий посмотрел вслед исчезнувшему в темноте приунывшему Фету – работы хватит на неделю, а списки вряд ли понадобятся.
Следователь старательно завернул пистолет в носовой платок. Никто из милиционеров, даже ветераны, не мог определить систему оружия. Аркадий дал начальнику речного патруля денег на спиртное водолазам и пошел с сумкой и пистолетом к машине.
Они с Кервиллом подъехали к таксомоторному парку под Крымским мостом. Светало. У гаража водители, засучив рукава, возились в моторах своих готовых развалиться машин. Между машинами бродили дельцы, предлагая ворованные запчасти.
Кервилл осмотрел пистолет.
– Хорошая пушка. «Манлихер» калибра 7,65, аргентинского производства. Высокая начальная скорость пули, точный бой, восьмизарядный. – Вынимая обойму, он забрызгал грязью рубашку. Когда Аркадий рано утром заехал за ним в гостиницу, он не обратил внимания, что Кервилл снова оделся как русский. – Осталось три патрона. – Он вставил обойму и вернул пистолет. – Был на вооружении аргентинской полиции до того, как они перешли на другое оружие – «браунинг». «Манлихеры» продали торговцам оружием в Штатах. Это я знаю.
– Подушки, – Аркадий посмотрел на одежду Кервилла. – Я не заглянул в ваши подушки.
– Правильно, – улыбнулся Кервилл. Он вернул пакет, обтер пальцы и из кармашка рубашки вытащил карточку. На ней было десять расплывчатых пятен. – Дактилоскопическая карта. Ее вы тоже упустили. – Когда Аркадий протянул за ней руку, он покачал головой и положил карточку обратно.
– Знаете, я, может быть, и не показал бы ее вам, – Кервилл раскинул руки на всю ширину заднего сиденья, – но я все время думаю: возможно, вы действительно тот, за кого себя выдаете, Ренко. В таком случае мы что-нибудь придумаем. Вы сказали, что у вас убили друга и что вы потеряли такого свидетеля, как Голодкин. Вам понадобится много помощников.
– И что же?
– Ваше досье на Джимми… – Кервилл кивнул на папку.
– Вы его звали Джимми?
– Да, – Кервилл передернул плечами. – Судебно-медицинская экспертиза проведена неплохо, но за ней ничего не следует.
– Что вы имеете в виду?
– Розыскную работу. У нас это называется – «поднять задницу со стула». Нужно полсотни людей, которые опросили бы каждого, кто бывал в парке этой зимой. Расспросить их раз, другой, третий. Дать подробности в газеты. Сообщить по телевидению контактный телефон милиции.
– Прекрасные идеи, – ответил Аркадий. – Если когда-нибудь буду в Нью-Йорке, обязательно ими воспользуюсь.
В голубых глазах появилось разочарование.
– Что будет, если я опознаю брата?
– Дело передадут в органы госбезопасности.
– В КГБ?
– Правильно.
– А что будет со мной?
– Вас задержат для дачи показаний. Я мог бы умолчать о нашей встрече в парке, о вашем пистолете. В этом случае задержание для вас не было бы таким уж неприятным.
– Скажите еще, сплошным удовольствием.
– Нет, удовольствие невелико, – рассмеялся Аркадий.
– В таком случае, – Кервилл закурил и выбросил в окно спичку, – я предпочел бы, чтобы наша договоренность оставалась между нами.
Один из таксистов подошел к ним спросить, не интересуются ли они запчастями. Аркадий его отшил.
– Вы говорите «договоренность»? – переспросил Кервилла Аркадий. Именно это он и имел в виду, но от слова, сказанного вслух, ему стало как-то не по себе.
– Назовем это взаимопониманием, взаимной помощью, – предложил Кервилл. – Мне сдается, что первым уложили большого парня, Костю, так? Джимми был вторым. Удивляюсь, как он со своей больной ногой еще ухитрялся кататься на коньках. И последней была Давидова. Чего я не понимаю, так это выстрелов в лицо. Единственное объяснение – убийца знал о запломбированном зубе Джимми и о том, что пломба отличается от русской. Слушайте, Ренко, вы не подозреваете кого-нибудь из зубных врачей, а? Или… – он опять изобразил что-то вроде улыбки, – или иностранца?
– Что еще? – ровным голосом спросил Аркадий, хотя ему понадобилась уйма времени, чтобы разобраться с запломбированным зубом убитого.
– О'кей. Гипс на одежде. Иконы, так? Поэтому вы послали своего парня делать список. Между прочим, это как раз тот парень, за которым я тащился до КГБ. Может быть, вы и не работаете на них, но он-то уж точно.
– Здесь мы с вами сходимся во мнении.
– Ладно. Теперь отдайте мой значок.
– Пока рано.
– Ренко, вы мне не верите?
– Господин Кервилл, мы оба не до конца доверяем друг другу. Не забывайте, что мы не так давно перестали врать друг другу. Раз уж ни один из нас не знает, когда ждать неприятностей от другой стороны, то лучше давайте делать все постепенно, шаг за шагом. Не волнуйтесь, ваш полицейский значок будет у вас еще до отъезда.
– Значок детектива, – снова поправил его Кервилл, – и не считайте, что держите меня на крючке, мне он не нужен. Если вам от этого легче, оставьте его у себя на денек-другой. Кстати, вы знаете, что у нас означает выражение «отсос»? Это именно то, к чему вы пришли в расследовании этого дела, не говоря уж о том, что у вас полный нуль касательно икон. Думаю, будет лучше, если мы станем работать по отдельности и встречаться только для обмена сведениями. Верьте мне, только так можно сдвинуться с места. Дайте мне телефон, по которому вас можно достать.
Аркадий написал номера телефонов у себя на службе и в гостинице «Украина». Кервилл сунул листок в кармашек рубашки.
– Девчонка-то хоть была ничего, а? Ну та, которую убили вместе с Джимми.
– Думаю, ничего, а вам-то что? Разве ваш братец был большим бабником?
– Нет. Джимми был убежденный отшельник. Он не трогал женщин, но ему нравилось, когда они были рядом. И он был очень разборчив.
– И что это означало?
– Ему нужны были мадонны, Ренко. Наверное, представляете, что я имею в виду.
– Боюсь, что не понимаю.
– Ладно, не переигрывайте, – Кервилл открыл дверцу. – Я только-только начинаю верить, что вы тот, кто есть на самом деле.
Аркадий смотрел, как Кервилл перешел улицу и стал уверенно толкаться среди таксистов. Вот он наклонился над открытым капотом и уже дает советы. У следующей машины начнет угощать сигаретами, подумал Аркадий, И угадал. Водители сгрудились вокруг американца.
У Аркадия были свои намерения относительно использования Кервилла в расследовании. Ясно, что и у американца на уме было что-то свое.
Аркадий завез Людину сумку и пистолет и отправился в Центральное управление телефонной и телеграфной связи, чтобы распорядиться о прослушивании всех телефонов-автоматов поблизости от дома Ирины Асановой. Что у нее не было своего телефона, не было чем-то необычным – люди годами ждали такой привилегии. Внимание Аркадия привлекали другие проявления ее более чем скромного материального положения – одежда с чужого плеча, поношенная обувь, дешевые папиросы. На «Мосфильме» было полно женщин, получавших столько же, но они появлялись модно одетыми на приемах Союза кинематографистов в честь иностранных гостей, где флакон французских духов или юбка, подаренные в знак признательности, как это принято в цивилизованном мире, были обычным явлением. Должно быть, приглашали и Ирину Асанову, но она предпочитала жить только на зарплату. Он восхищался ею.