Зимой 1963 года у ребят была производственная практика в Москве. Я жил вместе с ними в общежитии Нефтяного института па Ленинском проспекте, хотя мать дала мне адрес родственников, у которых я мог остановиться. Родственников, которых я никогда не видел...
Свет выключили сразу же, как начались танцы; проигрыватель, взятый напрокат под денежный залог, трижды превышающий его стоимость, хрипел и останавливался, но его никто не слушал - продолжая прижиматься друг к другу, мы танцевали в такт музыке, звучащей внутри нас.
Партнерша шептала мне какие-то ласковые слова, касаясь влажными губами шеи. Мы познакомились в парке ЦДСА тремя днями раньше, и этого срока оказалось достаточно, чтобы она влюбилась. Так, во всяком случае, она уверяла. И звучало это вполне правдоподобно, если, конечно, она не была гениальной актрисой. (Но зачем бы ей с такими способностями работать лаборанткой?!)
Друг сидел на кровати, опершись локтем на тумбочку, и всем своим видом подчеркивал непричастность к происходящему.
Я попытался вслушаться в слова, которые шептала мне моя лаборанточка, но ничего, кроме "колючий", разобрать не успел...
Она испуганно отпрянула от меня сразу же, как раздался стук в дверь. Помимо способности быстро влюбляться природа еще наделила ее богатой интуицией: стук был негромкий, вежливый и ничего опасного не предвещал, но на всякий случай она включила свет и убрала со стола вино.
Вошли четверо. Старик вахтер, обычно дремавший за столиком у входа, женщина комендантского вида и два парня с красными повязками на руке.
- Почему посторонние после двенадцати? - привычно строго спросила женщина.
- Как раз собирались расходиться, - обаятельно улыбнулся Счастливчик.
- Кто посторонний? - грозно, словно собирался выкинуть признавшегося в окно, поинтересовался один из парней.
- Этих я знаю, - женщина по одному показала на Друга, Писателя и Счастливчика. - Практиканты наши. Остальные - чужие.
- Мы не чужие, - подхватив улыбку Счастливчика, вступил в разговор Делец, - мы свои, советские... В гости пришли.
- Три минуты на сборы, - прервал его второй парень. - И чтобы духу вашего здесь не было.
В основном он обращался к нашим дамам.
- А повежливей нельзя?!
Он не удостоил меня ответом и пошел из комнаты. За ним двинулись остальные. Старик вахтер почему-то был смущен происходящим и, уходя, вежливо попрощался.
- Это его работа! - вдруг зло ткнула пальцем в Друга моя лаборанточка. - Я видела, как он с ними разговаривал внизу.
Можно было подумать, что она ткнула его электрическим щупом, так он завопил:
- Да, это я! Я их позвал! Чтобы вы убрались отсюда! Дряни несчастные!!! А вы?! - тут он перекинулся на нас. - Вам лишь бы лизаться по углам!!! Противно смотреть! Разве мы для этого сюда приехали? - Извергнув часть своего возмущения, он чуть остыл... - Надо кончать эти танцульки. Столько дней мы в Москве - нигде не были, ничего не видели. Можно подумать, в Баку их нет, - он, не глядя, мотнул головой в сторону жавшихся к двери девушек...
По-своему он, конечно, был прав, Друг... Но в результате я оказался ночью в тридцатиградусный мороз на улице огромного незнакомого города. Дельцу и девочкам было легче, они разъехались по своим домам и общежитиям. А я со старым отцовским чемоданом вынужден был отправиться на поиски какой-то Большой Бронной и родственников матери, которых никогда не видел.
Наконец выбираемся на привокзальную площадь. Он упорно Шагает рядом.
- Ты куда так торопишься?
- Домой.
- Может, и меня пригласишь? - Интонация шутливая, но одновременно и подчеркнуто горестная - вот, мол, до чего мы докатились, в гости друг к другу напрашиваемся!..
Не дождавшись ответа, продолжает:
- А хочешь, к Счастливчику зайдем?
- Он в Америке.
- Уже вернулся. Я звонил ему вчера. Ты был у него на новой квартире?
- Нет.
- Дай две копейки.
Рядом с телефонной будкой табачный киоск. Есть "БТ>, а главное, есть возможность чем-то заняться, пока он звонит...
Счастливчик живет теперь где-то в самом центре города. О его квартире, машине, влиятельном тесте, красавице жене, пылкой любовнице, дружеских связях, служебных успехах ходят легенды. Он - одна из самых популярных личностей в городе...
Друг сует мне трубку, голос в телефоне все такой же лихой и искренний.
- Куда же ты пропал?! Ты мне что обещал? Хотя бы позвонил, если уж зайти не можешь!.. Я был у тебя, но ты же через день работаешь?
-Да.
- Поэтому не застал...
Врет, наверное. А может, и нет, зачем ему?
- Как поживаешь? Ты один, что ли, там остался? Двор пустой. Спросить даже не у кого.
Значит, действительно приезжал. Удивительный человек Счастливчик!.. Вдруг очень хочется его увидеть.
- Сейчас приедем, все расскажу.
- Жду. Вешаю трубку...
Разбудили меня голоса за дверью, негромкие и какие-то уютные. Комната, в которой меня уложили, узкая, шириной в окно. Из-за прикрытых ставен полумрак, на стенах белеют пятна фотографий. Их очень много, разных размеров. Широкий удобный сундук, на котором я лежу, покрыт чем-то очень мягким, видимо пуховой периной, и даже не одной. Очень уж мягко.
Разговор за дверью идет неторопливый, спокойный; кажется, что два человека, встретившиеся за утренним завтраком (слышно позвякивание ложки о стакан), беседуют друг с другом давно, много лет, на одну и ту же давнюю тему. Хриплый мужской бас привычно поддразнивает:
- ...Ни денег, ни друга, ни счастья, ни хаты, ничего - кругом шестнадцать...
Старческий женский голос наивно возражает: ч- Как "ни хаты"?! А это что не хата? Бас спокойно ироничен, ласков:
- Ну какая же это хата? Это не хата, а святая обитель. Храм...
- Я же тебе говорила, можешь приводить кого угодно...
Я только рада буду.
- А принципы?
- Чьи принципы?
- Мои... Как можно оскорбить память предков, обитавших в этих стенах?! Только высоконравственная женщина достойна переступить порог этого дома! А я таковых, увы, не знаю...
- Перестань фиглярничать... И тише, пожалуйста... Разбудишь мальчика... Опять голос как из трубы...
- Спиртовые полоскания души вредны для голоса... А мальчик-то - наша кровь... Любит поспать...
- Тише...
- Так кем он все-таки мне приходится?
- Он племянник мужа твоей тетки Нины.
- Это той, что сбежала когда-то с азербайджанцем?
- Да.
- Что же ты меня не разбудила? Надо было встретить родственничка поторжественней. Все же почти братец, хоть и мусульманин...
- Ничего, успеете познакомиться.
Слышится стук отодвигаемого стула, тяжелые шаги - "почти братец", видимо, обликом соответствует голосу.
- Ты куда?
- Взгляну на родственничка.
В дверь просовывается лохматая голова с массивным черепом и небольшими припухшими глазками. Братцу лет тридцать, не меньше. Глаза светятся доброжелательным любопытством.
- Искусство любим? - спрашивает он, обнаружив, что я не сплю. - Матисса хочешь посмотреть?
- Чего?
- Не чего, а кого Матисса... - Самого великого импрессиониста.
Неуверенно киваю.
- Молодец... Готовься к вечеру... - Голова исчезает.
Одеваюсь.
Хозяйка дома, которую мне разрешено называть бабушкой, оказывается добрейшим, ласковым существом. Пока пью чай! расспрашивает о маме.
К сожалению, ничего радостного рассказать не могу. Спасибо... Да... Неважно. Нет... Продолжает худеть. Много работает. Много курит. Кашляет по ночам. Не спит из-за одышки. И не признает никакого лечения...