– Да уж какая духовная, – поднялся с колен Иван Долгоруков. Вытащив из кармана огромный носовой платок, гулко высморкался и вытер слезы. – Я ж с ним все дни находился. Государь-от то в жар, то в холод кидался, бредил. А щас вот, перед тем как отойти, сказал: «Коней запрягайте, к сестрице в гости поеду!»
Вельможи заерзали, качая париками, заахали – старшая сестрица императора Наталья уже полтора года как пребывала в усыпальнице Вознесенского собора, неподалеку от нелюбимой сестры Петра Великого – царевны Софьи.
– Катька-то где? – поинтересовался Алексей Григорьевич.
– Катерина Алексеевна, – поправил его двоюродный брат, князь Василий Лукич.
– Для кого – Катерина Алексеевна, а для меня – дочь родная, Катька, – отмахнулся Алексей Григорьевич.
Василий Лукич, полжизни посвятивший дипломатии, снисходительно улыбнулся:
– Ты, Алексей Григорьевич, дщерь Екатерину Алексеевну один раз Катькой по-свойски назовешь, другой раз назовешь, в третий, а там, глядя на тебя, и остальные будут ее Катькой звать. А Катерина Алексеевна, как ты помнишь, – Ее Высочество государыня-невеста. Надобно, чтобы к ней со всем уважением относились.
– Ах ты, совсем из головы вылетело! – насмешливо стукнул себя по лбу Алексей Григорьевич. – Иван Алексеевич, сукин ты сын, где дщерь моя, Ее Высочество государыня-невеста?
– Катька, то есть Катерина Лексеевна, у тела покойного императора причитать изволит, – шмыгнул носом Долгоруков-младший.
– Бедная девочка, – искренне вздохнул генерал-фельдмаршал Дмитрий Михайлович Голицын, а сидевший напротив него другой фельдмаршал, из Долгоруковых, Василий Владимирович, печально вымолвил:
– А ведь сегодня свадьбу должны были играть… Не к добру корона-то слетела[5].
– Ваньк, а кто там еще у государева тела? – поинтересовался отец, лукаво посмотрев на вздыхающих родичей.
Иван сосредоточенно нахмурил густые брови, силясь припомнить, кто уже подошел попрощаться. Понятное дело, что спрашивают его не о дворцовых холопах или гвардейских офицерах, а о сильных людях.
– Видел я там князя Трубецкого, Ивана Юрьевича, – начал перечислять Иван. – Ягужинский стоял. Вроде из попов только владыка Феофан прибыл.
– Может, стоит и их к нам позвать? – спросил Василий Лукич. – Все-таки князь Иван – генерал-фельдмаршал, а владыка Феофан – первенствующий член Синода. Все попы у него чуть ли не с рук едят[6].
Предложение Василия Лукича не нашло одобрения.
– Владыка Феофан, он закон престолонаследия нарушил, – с чувством произнес князь Алексей Григорьевич. – После смерти Петра Алексеевича, императора нашего, супругу его беззаконную, Катьку, на престол благословил, в обход внука законного, царевича Петра.
– Фельдмаршал Трубецкой! – фыркнул генерал-фельдмаршал Долгоруков. – Воевода запечный… Князь Иван осьмнадцать лет в плену у шведа просидел, а генерал-фельдмаршала с «кавалерией» отхватил.
Еще два фельдмаршала, сидевшие за столом, – братья Голицыны – ничего не сказали. Старший, Дмитрий Михайлович, из-за природной сдержанности, а младший, Михаил Михайлович-старший[7], – из уважения к брату. Однако же защищать Трубецкого не стали. В отличие от князя Ивана, получившего высшее воинское звание невесть за какие заслуги, братья Голицыны с Василием Владимировичем Долгоруким свои жезлы заработали честно.
– А Ягужинский? Павел Иванович хоть и не генерал-прокурор нынче, но все равно – сенатор и генерал-аншеф, – спросил Василий Лукич, посмотрев на канцлера. Верно, не хотелось бывалому дипломату брать ответственность только на Верховный совет.
– Павла Ивановича мы потом позовем, когда сами все порешаем, – высказал свое мнение канцлер Головкин, которому Ягужинский доводился зятем. – Он малый честный, но очень уж на язык не сдержан. Да и пьян он, скорее всего.
– Пьян, – кивнул Иван Долгоруков. – Когда в залу входил, меня по матушке обозвал. Мол – что же ты, сукин кот, Ванька, за императором худо глядел?
Долгоруковы дружно скривились. То, что Иван, приставленный отцом к Петру, смотрел за государем худо, было чистейшей правдой. Вместо государственных дел таскал его по гулящим бабам, вином поил. А уж на охоте, в которой юный император души не чаял, Ванька был ему первейший помощник. Зато – пока молодой Долгоруков развлекал царя, старшие правили…
– А ты чего? – нахмурился отец. – От какого-то худородного Ягужинского, органиста литовского, хулу стерпел? Да Ягужинский-то этот…
5
Во время помолвки императора Петра и княжны Долгоруковой с крыши кареты невесты сорвалась корона и упала в грязь.
6
Напомню, что в те времена слово «поп» не имело оскорбительного оттенка, который оно приобрело благодаря А. С. Пушкину.
7
Именно так! У Дмитрия Михайловича Голицына было два младших брата – Михаил Михайлович-старший и Михаил Михайлович-младший. По свидетельству современников, Михаил Михайлович-старший был одним из лучших полководцев эпохи.