С беховцами[16] общий язык находили лучше и быстрее. Принципиальных разногласий не было. Обе стороны были уверены, что их пути к единой цели, без сомнения, сойдутся. Значительно хуже с энэсзетовцами.[17] В отношениях с ними выросла стена ненависти и вражды, и не было силы, способной ее разрушить.
В дневное время лес замирал и оживал только ночью. Каждый куст мог скрывать неожиданность, каждый овраг грозил засадой. Поэтому ночной марш должен был стать маршем молчаливых теней.
Горец подал знак. Все заняли свои места в строю, У Юрека возникли некоторые вопросы, он пододвинулся к Здзиху.
— Что означает «пункт сбора»?
Здзих засмеялся:
— Если во время боя нам придется рассредоточиться, то в этом случае мы соберемся в указанном пункте.
— Трубка, выступай! — раздалась команда Горца. Партизаны, выделенные в авангард, двинулись первыми. Спустя минуту следом двинулся отряд.
Ночь полностью вступила в свои права.
Было холодно, почва, напитанная водой, пружинила под ногами, шелестели прошлогодние листья. Партизаны шли через молодой сосняк полусогнувшись, как бы приготовившись к прыжку.
Ночью лес выглядел совершенно иначе, чем днем. Обычный пень можно принять за притаившегося врага, а падающая среди ветвей шишка вдвойне настораживает. Самые знакомые тропинки становятся совершенно чужими, как будто никогда прежде не виданными.
Шли гуськом, один за другим. Ночь стояла мглистая и темная — партизанская. Не было видно на расстоянии вытянутой руки. Очень легко потерять идущих сзади, оторваться от тех, кто впереди. Чтобы такого не произошло, партизаны шли на ощупь, время от времени касаясь ремней друг друга.
Юрек шел где-то посредине движущейся колонны. Винтовка оттягивала руку. Он крепко сжимал оружие, боясь потерять его или зацепить им густые ветви, которые лезли в лицо. Иногда он брезгливо снимал с лица мокрую от росы паутину. Корни и кочки затрудняли движение, необходимо постоянно быть начеку, чтобы не упасть и не вызвать замешательство. Особая осторожность требовалась, когда проходили через яры, ямы и овраги, которых было очень много. Спускались по откосам, царапая в кровь об острые выступающие камни ладони, падали, цепляясь, за шершавые, высохшие коряги. А минуту спустя приходилось снова взбираться вверх, пробираясь через густые заросли, или карабкаться по осыпающемуся под ногами песку.
«Не износи вконец», — вспомнились Юреку слова матери о ботинках. Мать не знала правды о ночных походах партизан. Тогда, при расставании, Здзих, услыхав эти слова, усмехнулся: «Только один верх останется». Он был прав. Эту его правоту подтвердил уже первый марш.
— Взгляни на мою обувку, — показал он Здзиху свои грязные и мокрые ботинки, вид которых уже ничем не напоминал бывшую «воскресную» обувь.
Куда они шли? Об этом знали только немногие. Партизан всегда в движении. Ему нельзя долго сидеть на одном месте. Он должен уметь быстро и скрытно переходить с места на место, наносить удары внезапно и молниеносно исчезать.
Только командиры знают, где находится отряд, куда он движется и где вступит в бой.
Почти ежедневно связные направляются в штаб с донесениями, приносят известия о боях, потерях, нуждах, из длинного перечня которых удается иногда удовлетворить одну-две, а чаще совершенно ничего.
Спустя два-три часа после выступления в поход отряд задержался на краю леса. Горец направил Трубку дальше, на поляну, которая после лесной темноты выглядела серой. Здесь и там раздавался собачий лай. Они находились недалеко от какой-то деревни, которая лежала в низине, спящая, но чуткая. Война пришла в самые отдаленные уголки. Лесные деревни поставляли партизанам продовольствие, принимали их на ночлег, информировали о положении в округе. Не в одной из деревень располагались партизанские госпитали, в которых раненые были окружены заботой и вниманием.
Деревня воевала по-своему. Оккупант, мстя, оставлял за собою пепелища. Пылающие хаты еще более разжигали ненависть к врагу. И пеплом невозможно было засыпать эту ненависть.
Трубка возвратился из разведки. Он что-то шепотом докладывал командиру, указывая рукой в направлении деревни. По-видимому, разведка прошла успешно, так как Горец подозвал командиров отделений.
Недалеко от деревни стояли три хаты. Их распределили между отделениями. Лёлек повел, своих людей.
Хозяин открыл двери, не показывая удивления. Подобные ночные визиты не были для него неожиданностью.