— Входите, входите, ребята, да побыстрее! — поторапливал он входящих в избу партизан. — Свет для вас зажигать не буду, а спать ложитесь кто где хочет.
В избе было тепло. Пахло хлебом и кислым молоком.
Лёлек установил очередность несения караула. Остальные партизаны уселись на скрипящие доски пола, снимали обувь — ногам надо дать отдохнуть.
Укладывались спать, положив под голову согнутую в локте руку, и засыпали мгновенно. Времени для сна всегда было мало, и поэтому дорог был каждый час.
В четыре часа утра, когда в предрассветных сумерках обозначилась неровная линия леса, партизаны продолжили свой путь в Балтувские леса. Идти стало Приятнее и веселее. Это произошло не только потому, что отдохнули, но и оттого, что шли навстречу дню, который вставал перед ними в стороне, где находился Балтув.
Горец вел свой отряд зигзагами, меняя тропинки, маскируя следы, как человек, хорошо знакомый с обычаями леса. Он, Береза и Вереск составляли боевой костяк келецко-островецких подразделений Армии Людовой. Слова «ребята от Горца» открывали двери большинства деревенских изб. Однако были и такие хозяева, которые принимали партизан из отряда Горца неохотно и с подозрением. Это были чаще всего дома помещиков. В этих домах их встречали холодно, с вынужденным гостеприимством, не имея достаточно смелости, чтобы выказать открытое неуважение и враждебность. В этой своеобразной дипломатии было много осторожности, боязни вызвать гнев, но главным образом хозяева старались отвлечь внимание пришельцев от продовольственных запасов, спрятанных в подвалах, хозяйственных постройках и тайниках. Не одного из партизан поражало богатство обстановки, вводила в заблуждение приторно-сладкая приветливость, а рюмка водки, выпитая в изысканной компании, делала парня несмелым. Покинув такой двор, партизаны с первым глотком свежего лесного воздуха приходили в себя, становились сами собой.
Когда партизаны остановились в Подбалтувских лесах, уже совсем рассвело. Горец выставил караулы. Юреку было приказано стоять на опушке леса и наблюдать за полем. Он не ожидал увидеть ничего интересного, так как кругом все было тихо и пусто. Юрек уселся под деревом, поглядывая вправо и влево, где располагались его соседи. Отряд находился позади их, на расстоянии нескольких сот метров. Он достал из своей французской сумки остатки хлеба, взятого из дому. Мысли перенесли его в Островец. Отсюда было недалеко до города, но расстояние, рассчитанное не на километры, было огромным. Между городом и лесом лежало пространство, полное предательских засад и опасности, как и на всякой партизанской дороге.
Юрек медленно жевал хлеб. До смены с поста надо было отсидеть два часа. Нудным и долгим бывает такое одиночество.
Здзих находился в лагере. Они с Кеном держались вместе, поэтому Юрек испытывал сожаление, хотя и не подавал виду. В конце концов, Здзих старый партизан, и известно, что командование всегда имеет для него специальное задание. Сейчас они были в одном отряде, но как долго это будет продолжаться, никто не знал. Эх, если бы Богусь был здесь! Но он…
Неожиданный звук нарушил тишину. Юрек встал, прижался к дереву, судорожно сжимая в руке винтовку. Он слышит, как бьется в груди сердце и кровь пульсирует в висках. Выстрел раздался неожиданно, пронесся громким эхом по верхушкам деревьев и стих.
Тишина продолжалась долю секунды, и лес наполнился грохотом.
Было глупо стоять спиной к месту боя. Но уйти с поста нельзя. Враг мог ударить также и отсюда. О его появлении необходимо было тотчас же доложить.
Стрельба усиливалась с каждой минутой. Временами короткой прерывистой очередью рявкал автомат, порой раздавался взрыв брошенной чьей-то рукой гранаты. Среди ветвей свистели пули, калечили стволы деревьев. Юрек внимательно прислушивался и по шуму боя пробовал представить себе его ход.
Постепенно перестрелка затихала, переходя иногда в одиночный ружейный огонь. Наконец последний выстрел прогремел среди деревьев, и наступила такая тишина, что все случившееся минуту назад показалось плодом воображения. Лес стоял неподвижный, как и перед боем.
Напрасно Юрек старался уловить ухом какой-либо шум или признаки жизни в лесу. Сердце его вдруг сжалось от внезапной мысли: «А если?» Он не докончил этой мысли. Еще раз оглядел пустое и серое поле, затем осторожно довернул в сторону лагеря. Знакомые деревья и кусты говорили о том, что он стоял на нужном месте. Здесь никого не было. Юрек пробежал в одну сторону, затем в другую, однако не обнаружил никаких следов. Неожиданно он вздрогнул. Треск ветки под чьими-то ногами подсказал ему, что со стороны леса кто-то идет. Юрек спрятался за кустом.