– Кто, Виджен? – удивился Трутень-2. – Ну, знаешь!
Трутень-3 покачал головой:
– Ни в какой легион он не пойдет, там не дают утром чаю. А вообще-то понять его можно. Жизнь его сломала трагедия. Он потерял любимую девушку.
– Мог бы и привыкнуть.
– Это верно. Но он к тому же лишился последней десятки, а его дядя, лорд Блистер, уменьшил вдвое дотацию.
– А!.. – сказал непонятливый Трутень.
– Случилось это в Каннах. Старого Блистера загнали туда врачи, и он предложил Фредди с ним поехать. Неплохо, а? Место – лучше некуда, юг Франции, лето, все оплачивает дядя. Однако я посоветовал воздержаться. Я сказал, что за шесть недель на чужеземном курорте можно наделать глупостей и рассердить старика. Фредди приятно покраснел и объяснил, что все понимает, но поехать должен, ибо там она.
– Кто именно?
– Забыл. Кажется, Друзилла. Мы с ней не знакомы. Судя по описанию, помесь Талулы Банкхед и женщины-полицейского. Другими словами, вид – красивый, но внутри – всякие идеи, скажем, прогресс. Насколько я понял, она происходит от целой вереницы епископов и архидьяконов, а потому не терпит азартных игр, курения и коктейлей. Фредди ей тем и понравился, что он не играет, не курит и не пьет.
– Кто, Фредди?!
– Он ей так сказал. Что ж, неглупо. На ранних стадиях нужно умягчать девицу, иначе пропадешь.
– Это верно, – согласился Трутень.
Так обстояло дело, когда Ф. приехал в Канны. На четвертый или пятый день, гуляя по Croisette, он был беспримерно счастлив. Солнце сияло, море синело, девица обещала выпить с ним чаю в казино, и вдобавок он знал, что выглядит прекрасно. Он вообще франт, но тут превзошел себя. Идеальные брюки, чистейшая рубашка, дивно-сиреневый пиджак являли неповторимую картину. К ней он добавил галстук, украденный вчера у дяди, – золото, сероватая сирень и алая полоска. Для других это слишком, но его превращало в молодого бога.
Если я скажу вам, что минут через десять к нему подошел француз и предложил 500 франков за роль судьи на конкурсе младенцев, вы поймете, как он был хорош. Хитрые галлы не тратятся на нищих.
Должно быть, вы подумали, что Фредди так и кинулся, поскольку старый скупердяй держит его в строгости. Однако, по случайности, он телеграфировал другу в Лондон и ждал искомой десятки с дневной почтой. Тем самым, он не нуждался в золоте, которое сулил француз, но был польщен и пообещал хотя бы украсить конкурс своим присутствием. Расстались они весьма сердечно.
Почти сразу вслед за этим к нему приблизился тип в потрепанном готовом костюме.
Часы сообщали, что почта прибудет с минуты на минуту, и Фредди держался поближе к «Карлтону» (где, заметим, жили и он с дядей, и девица). Прохаживаясь перед входом, он услышал тот радостный голос, которым старый друг приветствует старого друга:
– О! Привет!
Обернувшись, он увидел упомянутого типа. Тот был тощий и длинный.
– Вот это да! – продолжал тип.
Фредди воззрился на него. Если верить памяти, он его в жизни не видел.
– Привет, – отвечал он, чтобы затянуть время.
– Чудеса! – не унялся тип. – Кого я вижу!
– Э, – сказал Фредди.
– Давненько мы не встречались.
– Да уж, – согласился Фредди, чувствуя, что на лбу выступают капельки пота. Очень глупо встретить знакомого и не знать, кто это.
– Наших не видишь? – поинтересовался тип.
– Да так… скорее нет…
– Все куда-то делись.
– Вот именно.
– Недавно я встретил Смита.
– Да?
– То есть Т.Т. Смита.
– О, Т. Т.!
– Да. Не Дж. Б. Я слышал, Дж. Б. – в Малайзии. А Т.Т. – в каком-то агентстве. Процветает.
– Это хорошо.
– Ты и сам не бедствуешь, а?
– О, конечно!
– Не удивляюсь. Я еще в школе знал, что ты далеко пойдешь.
Фредди вцепился в слово «школа», как в спасательный круг. Поле заметно уменьшилось, теперь мозги заработают. Он снова взглянул на типа и снова приуныл. Ну, в жизни не видел! Положение усложнилось, ведь тип вот-вот окажется ближайшим из друзей, которому надо бы упасть на шею, предаваясь воспоминаниям о том, как старина Носач принес в часовню белого кролика.
– Да, – продолжал тип, – еще в те годы было ясно, что ты не пропадешь. Как я тобой восхищался! Ты был моим кумиром.
Фредди очень удивился. Он и не подозревал, что был чьим-то кумиром. Да, конечно, в последнем классе его приняли в крикетную команду, но все равно поклоняться ему было не за что.
– Кумиром, – повторил тип. – Можно сказать, божеством.
– Да? – Фредди покраснел. – Подумать только… Сигарету?
– Спасибо. Вообще-то лучше бы тыщу, а то я совсем пропаду. Не все процветают. Ты вот идешь вверх, а кое-кто – и вниз. Да, без тыщи мне крышка.
Фредди говорил мне, что был буквально сражен. Казалось бы, опытный человек, а не догадался, что у него попросят денег. Сперва он хотел что-нибудь проурчать и поскорее исчезнуть, но благородные чувства взяли верх. Можно ли бросать в беде школьного друга, да еще такого, который тебе поклонялся? Нет, нельзя. Там училось шестьсот сорок семь персон. Отвергнет ли он единственного, который считал его кумиром? Исключено. Да, тысяча франков – это сумма, но раздобыть ее придется. Noblesse oblige.
И тут он вспомнил, что, должно быть, уже пришел перевод. От волнения он о нем забыл.
– Господи! – воскликнул Фредди. – Хорошо, подожди. Давай встретимся в казино часа через два.
– Спасибо, – пролепетал тип. – Спасибо!– Не за что, – сказал Фредди.
Со смешанными чувствами вошел он в отель. С одной стороны, есть высокая скорбь в мысли о том, что лишишься последней десятки, предназначенной совсем не для этого. С другой стороны, есть тихая радость в том, чтобы не чувствовать себя эгоистом. К тому же в глубине сознания маячил тип, говоривший: «О, если бы мы все были такими, как Фредди!» Духовный восторг, думал он, десятки стоит.
Однако ему хотелось, чтобы тип удовольствовался пятеркой. Именно столько он, Фредди, был несколько месяцев должен лондонскому букмекеру, который, судя по недавнему письму, уже терял терпение. До описанных выше событий Ф. собирался умаслить его хотя бы частью долга. Теперь об этом нет и речи. Всю сумму, как есть, надо отдать другу детства, чье имя он не мог припомнить.
Брент? Джернингем? Фосуэй?
Нет, не то.
Бустер? Гоггз? Бутл? Финсбери?
Нет-нет.
Оставив попытки, он подошел к портье. Конверт был тут, а в нем – чек. Превосходный клерк тут же его обналичил, и Фредди брал деньги, когда кто-то вскрикнул: «А!»
Казалось бы, что в этом звуке страшного? Однако Фредди испугался. Он узнал голос. То был не кто иной, как букмекер, которому он задолжал пятерку. То-то и плохо летом в Каннах, там очень смешанное общество. Можно встретить Ф. Виджена, кумира школьных друзей, а можно – таких субъектов. Словом, кого угодно, от верхов до низов.
Обернувшись и встретив беспощадный взгляд, Фредди утратил надежду. Но сделал, что мог.
– Привет, мистер Макинтош! – сказал он. – А вот и вы! Так-так-так. Ха-ха.
– Да, – ответил букмекер. – Вот и я.
– Никак не думал вас тут встретить.
– Но встретили, – заверил букмекер.
– Отдохнуть решили? Погреться на солнышке, забыть о делах?
– Не совсем, – букмекер вынул черную книжечку. – Посмотрим-посмотрим… Мистер Виджен… А, вот! Пять фунтов. Поставили на Мармелада, он пришел третьим. Мог и выиграть, но… Такова жизнь. Думаю, это будет четыреста пятьдесят франков с небольшим, но округлим, давайте просто четыреста пятьдесят. Мы люди свои, в конце концов!
– Простите, – сказал Фредди. – Может, как-нибудь в другой раз? Сейчас не могу, нет денег.
– Нету?
– То есть они мне нужны для одного бедного человека.
– Мне тоже.
Словом, Фредди сдался. Взывать к лучшим чувствам он не мог, у букмекера их не было; и протянул ему требуемую сумму.
– Хорошо-хорошо! – сказал он. – Вот, пожалуйста. С моим проклятием.
– Прекрасно, – заметил букмекер.