- Я задёрну…
- Зачем? – удивился Люциус.
Что тут можно ответить? Что он так привык? Действительно, бывшим подругам было бесполезно втолковывать, что раз уж парень ложится с девушкой в постель, то его не смутят лишние дюймы на бёдрах или складочка на животе. Но нет, всегда темнота или полумрак, они настаивали. И Гарри, в общем, это вполне устраивало. Он и сам-то себя красавцем не считал.
- Не нужно, – с мягким нажимом повторил Люциус, расстёгивая манжеты. – Я… – он окинул замершего у окна Гарри внимательным взглядом и чуть улыбнулся. – Я хочу видеть то, что беру.
В личном рейтинге самых возбуждающих фраз, Гарри бы поставил это на второе место. Он потянулся было к пуговицам на рубашке, но Люциус опять остановил его.
- Нет. Я сам, – он шагнул к кровати и, глянув на него, тихо произнёс: – Иди сюда.
О, гран-при рейтинга. А бывает в рейтингах гран-при? Примерно такие дурацкие мысли бродили в голове Гарри, когда он принял первый – лёгкий – поцелуй. Ладони Люциуса спустились по его спине, чуть задержались на ягодицах, огладили бёдра, а потом легли на грудь. Не прерывая поцелуя, он занялся рубашкой Гарри. Тот и сам не заметил, как оказался на кровати, полураздетый, и настойчивые губы скользили по его шее, а пальцы нежно пощипывали маленькие чувствительные соски. Он судорожно выдохнул, ощущая, как поцелуи влажной змейкой стекли ниже: Люциус увлечённо исследовал его ключицы, грудь и…
- А почему не лев? – горячее дыхание обожгло живот.
- Что? – Гарри приподнялся на локтях. – А, ты про татуировку, – с недавних пор над его пупком вздымался в прыжке маленький бирюзовый дельфинчик. – Сделал неделю назад, в память о море. Я там впервые побывал прошлым летом. На тёплом, в смысле.
Гарри было очень тяжело говорить связными фразами, но Люциус не спешил.
- Первый раз на море, вот как, – задумчиво произнёс он, поглаживая дельфинчика. А потом нагнулся, и Гарри ощутил росчерк острого кончика языка по контуру рисунка. Он закрыл глаза.
- И правда солёный, – выдохнул Люциус.
В следующие несколько минут, Гарри узнал о наличии у себя ещё одной эрогенной зоны – где-то там, в районе дельфинчика. Он изо всех сил сдерживался, чтобы не вцепиться Люциусу в плечи, умоляя, требуя большего, и тот, конечно, заметил.
- Нравится? – дразнящий след языка протянулся над кромкой джинсов. – Хочешь ещё?
- Иначе бы… я здесь не лежал, – его пока хватало на иронию. Люциус одобрительно хмыкнул. Его ладонь тяжело легла на пах Гарри, сквозь ткань сжимая напряжённый член – сильно, почти грубо. Так, как надо.
- М-м…
- А если я захочу того, от чего ты так мило шарахнулся позавчера – позволишь? – промурлыкал Люциус, слегка двинув рукой.
- Я… да.
- А если захочу большего – тоже? – хватка ослабла, но ладонь сползла ниже, заставляя развести ноги.
- Да…
- Прекрасно, будем считать, что я поймал тебя на слове, – Люциус звонко чмокнул его в живот и стёк с постели. Гарри, перевернувшись на живот, наблюдал. Сначала на спинку кресла аккуратным облаком опустилась рубашка, и Люциус повернулся к нему. Стройный, ближе к худощавому; удлинённые мускулы плавно перекатываются под сливочной кожей; несколько тонких шрамов, словно от Режущего. Хотя, почему «словно»? Скорее всего. Прежде чем сбросить брюки, Люциус извлёк из карманов палочку и нечто маленькое, блестящее. Гарри прищурился.
- Энгоргио, – на постель плюхнулся флакон с чем-то прозрачным.
- О-о-о! – Гарри был в восторге. – Неужели пальмовое масло?
- Именно. Очищенное и обогащённое, рекомендую, – Люциус выскользнул из брюк.
- И давно ты его с собой носишь?
- С первой встречи, – невозмутимо. Гарри прыснул. А потом Люциус разделся полностью, и стало не до смеха. Солнечные лучи тёплой охрой рассыпались по его коже, золотили невидимые светлые волоски на руках, груди и ниже – там, где тяжело качнулся крупный налитой член. Красиво, чёрт. Это было… красиво. Люциус стянул с волос чёрную ленту и, тряхнув волосами, опустился рядом. Гарри вновь перекатился на спину и потянулся к ремню своих джинсов, но Люциус, конечно, захотел раздеть его сам. Джинсы, жалобно звякнув пряжкой, приземлились где-то далеко. Гарри лежал, обнажённый, стараясь не ёжиться под тягучим изучающим взглядом. Наконец Люциус медленно склонился к нему, поцеловал, неторопливо и нежно, погладил по щеке, словно и просил разрешения, и заранее извинялся за что-то. Гарри, не отводя взгляда, развёл ноги и притянул его ближе. На миг они коснулись друг друга – плоть к плоти, а потом Люциус глубоко вздохнул и отстранился, нащупывая флакон с маслом.
Гарри думал, что готов, но лёгкого прикосновения смазанных пальцев оказалось достаточно, чтобы тело предательски напряглось. Чёрт. Он уставился в потолок, стараясь дышать глубже, но получалось не очень. Пальцы замерли.
- Думаешь об Англии? – спросил Люциус.
- Э-э… Что?
- Я говорю: посмотри на меня.
Гарри послушно перевёл взгляд. Люциус тоже смотрел на него, чуть склонив голову.
- Между прочим, и я волнуюсь, – выдал он.
- Ты-то чего? – изумился Гарри.
- Ну как же: не каждый день в твоей постели оказывается национальный герой, – пальцы возобновили деликатные поглаживания.
- А-а, чувствуешь себя причастным к истории? – Гарри улыбался.
- Скорее, как в музее, – указательный палец легонько надавил, проникая внутрь.
- Чёрт, зачем ты это сказал – теперь я кажусь себе мумией.
- Хм, а почему не прекрасным полотном? – теперь улыбался и Люциус.
- Нет уж, должность прекрасного полотна в этой койке занята, – проворчал Гарри, прислушиваясь к своим ощущениям. Неприятно, но не более.
- Потрясающе. Люциус Малфой и койка. Я польщён.
- Нет, а ты чего хотел – с плебеем же связался…
Наверно, надо было как-то по-другому – серьёзно, красиво, без дурацких шуточек. Но у них вышло именно так. А когда очередной нервный смешок Гарри сменился изумлённым полувскриком-полувздохом, когда Люциус поцеловал его коротко и жадно, шутки закончились. Он растягивал его неторопливо и входил осторожно, по чуть-чуть раздвигая неуступчивые тугие мышцы, но всё равно было больно. Гарри позабыл, что собирался всеми силами избегать мученического выражения лица, и зажмурился, мечтая выдохнуть: он чувствовал себя бабочкой, насаженной на раскалённую тупую иглу. А Люциус просто ждал. Одной рукой он придерживал Гарри за бедро, а другой гладил по шее, груди, животу. Гарри ощутил прикосновение к члену и ниже, а потом… Он изумлённо распахнул глаза. Люциус, чуть откинувшись назад, смотрел туда, где соединялись их тела; в какой-то момент он протянул руку и кончиком пальца очертил полукруг по натянувшейся вокруг его члена кожице – слева направо и наоборот, медленно-медленно. И от этой простой и бесконечно интимной ласки Гарри точно током ударило. Он выдохнул, расслабляясь, и взмолился:
- Давай… уже.
Люциус наклонился, лизнул его в пересохшие губы и прошептал:
- Нам некуда спешить.
И следующий час (два, три, сутки, неделя?) показал, что действительно – некуда. Мир Гарри состоял теперь из медленного скольжения, горячей тяжести чужого тела, вкуса соли на губах и беспорядочных задыхающихся поцелуев. От каждого движения Люциуса внизу живота словно бурлила огненная лава, а сердце стучало так, что заглушало чьи-то – может, его? – тихие стоны. Гарри отзывался, прижимаясь к нему, двигался навстречу, пока их жар не стал одним целым: рука Люциуса сжала его член, даря особое – до боли, до крика – наслаждение, а он, кончая, стиснул его внутри, заставляя последовать за собой.
Чуть отдышавшись, Люциус поднял голову; широким движением стёр испарину с его лба, быстро поцеловал и скатился на спину. Наступившую тишину тут же заполнило его сонное дыхание. А Гарри всё лежал, потрясённо глядя в потолок. Мыслей не было, и хорошо. Не до них сейчас. Солнце село, в комнату вползли прозрачные июньские сумерки. Гарри осторожно поднялся, нащупал палочку и кое-как наложил Очищающее. После призвал лёгкое шёлковое покрывало и лёг рядом с раскинувшимся Люциусом, смутно надеясь, что на этот раз он не уйдёт.