— Ужасно фальшивишь, — ладони Люциуса легли ему на талию. Гарри мельком подумал, что уже не вздрагивает от внезапных прикосновений, хотя Люциус – непонятно, как — всегда подкрадывался незаметно. Он подался назад, прижимаясь к нему.
— А ты поёшь в душе.
— Это было всего раз.
— Зато Селестина Уорбек.
— Привязчивая мелодия.
— Угу.
— Расскажешь кому – убью.
Угроза прозвучала бы убедительнее, если бы Люциус при этом не целовал его в затылок – рассеянно, будто невзначай.
И всё опять становилось хорошо и правильно.
*
— Ты сегодня что-то тихий, — сказал вдруг Люциус.
В тот вечер они брели через любимый обоими сквер, Люциус увлечённо говорил о своём новом проекте винодельни во Франции. Рассказывал, как всегда, интересно. Обычно Гарри с удовольствием вникал в его дела, но сегодня позволил себе задуматься о своём. Всё равно Люциус в такие моменты слышал только себя. Так, по крайней мере, казалось.
— Опять молчание. Что-то случилось?
«И почему в последнее время мне все задают этот вопрос?»
— Всё хорошо. Так что там с бочками?
Люциус хмыкнул.
— Потом расскажу. Ты сегодня слишком невнимательно молчишь.
— Не-не, мне очень интересно, правда.
— Тогда можешь съездить и сам всё посмотреть.
— Куда? – до Гарри не сразу дошло. – Во Францию? К тебе?
— На мои винодельни, — поправил Люциус и поспешно добавил: — Туда можно вложить деньги.
— Да ну. Денег у меня и так навалом.
— Как хочешь.
Дальше до самого дома шли молча. Гарри думал, зачем Люциусу понадобилось звать его на какие-то винодельни. Хотя, для него они не «какие-то», а очень даже важные. Может, надо было согласиться? Вложить эти деньги, куда он скажет, не жалко…
О чём думал Люциус, догадаться было невозможно.
— Зайдёшь? – Гарри остановился у дверей дома.
— Вообще-то я чертовски устал. Мечтаю выспаться.
— Значит, выспишься, — Гарри мягко потянул его за собой. Именно сегодня ему Люциуса отпускать не хотелось.
— Тогда я в душ и спать.
— Прекрасно, ужин готовить не надо.
— Вечно ты на мне экономишь.
— Не только на тебе. Я вообще очень жадный, последствия тяжёлого детства.
Смеясь, они разобрали покупки, а потом Люциус исполнил свою угрозу: ушёл в ванную и пропал. Гарри перестелил постель и хотел переодеться, но тут из-за двери донеслось:
— Мы же покупали шампунь?
— Да, сейчас принесу! «Если только я не забыл его в лавке».
К счастью, флакон с надписью «Вейла» для мужчин: горькие травы» нашёлся на столе в кухне. Прихватив его, Гарри вернулся наверх.
— Держи… — он осёкся и застыл в дверях. Люциус не услышал его, так и продолжал стоять под душем, опираясь руками о кафель и опустив голову. Упругие струйки танцевали на сливочной коже, стекали по волосам, переливаясь в приглушённом свете. И это было красиво, так, что дух захватывало, но в первую очередь Гарри обратил внимание на опущенную голову и напряжённые мышцы спины. И правда устал.
— Твой шампунь, — уже громче повторил он.
— Спасибо, — Люциус обернулся и протянул руку, смаргивая капли с ресниц.
— Давай помогу. Садись.
— Вымокнешь.
— Не страшно.
Люциус уселся на широкий край ванны, спиной к Гарри. Тот выдавил на пальцы коричневый остро пахнущий шампунь.
— Подними голову.
Ладонь заскользила по влажным волосам, горький травяной запах заполнил комнату. Воздушная пена стекала по шее Люциуса. Гарри собирал её ладонью, растирал и массировал плечи и грудь, чувствуя, как напряжение покидает тело Люциуса. В какой-то момент тот вздохнул, глубоко и облегчённо, и откинулся назад, прижимаясь затылком к его животу. Рубашка Гарри моментально промокла. Улыбнувшись, он так же осторожно и неторопливо принялся смывать пену.
— Нравится?
— М-м… — Люциус повернулся, подставляясь под душевые струи. – В ушах пена, волосы спутаны, и пахну, как жаркое по-провански… Да, мне определённо нравится. А тебе?
— Что?
— Я говорю, залезай сюда. Всё равно промок.
— Ты же вроде бы устал? – поддразнил Гарри, сбрасывая одежду прямо на зелёный кафель.
— Ну не настолько же, — Люциус привлёк его к себе, целуя глубоко и властно, по-хозяйски. Он явно не был настроен на долгую игру, но это и не требовалось: тело Гарри мгновенно отозвалось на ласки – такие привычные и такие желанные. Через пару минут он оказался притиснут к запотевшей стене, а Люциус нависал над ним мокрой тяжестью и шептал в ухо:
— Масло слишком далеко… Потерпишь?
Гарри кивнул. Без смазки, на скользком кафеле, который норовит сбежать из-под ног, — конечно да, зачем спрашивать. Ведь Люциус движется так медленно и держит так крепко. Прикосновение губ к плечу и сладкая тянущая боль сплетаются с ароматом горьких трав и его глухими стонами; всё это смешивается в густой пряный коктейль, проникающий в тело с воздухом, влагой, с горячей плотью, которая знакомо пульсирует и опадает внутри, и с последним – вслепую – поцелуем.
Кафель всё-таки сделал своё чёрное дело. Балансируя на нём, Гарри так и не смог расслабиться до конца. Люциус это заметил: чуть отдышавшись, опустился на колени и потянул его за собой. Гарри вцепился в борт ванны, наблюдая, как язык Люциуса скользит по его члену. Припухшие от поцелуев губы поймали головку, нежно сжали, принимая глубже, ещё, а потом медленно выпустили, почти полностью, и опять… При этом Люциус умудрялся ловить его взгляд, не давая закрыть глаза, заставляя смотреть. Не в силах сдержаться, Гарри вскинул бёдра; несколько резких толчков, и он кончил – на выдохе, с тихим стоном. Люциус не отстранился.
Потом он мягко выпустил его и обнял, уткнувшись лбом в подрагивающий живот, а Гарри гладил влажные светлые волосы так же, как вначале, когда он мыл его шампунем с неизбежно горьким запахом диких трав.
*
На подгибающихся ногах они добрели до кровати. Люциус рухнул как подкошенный и моментально заснул. Гарри погасил свет и лёг рядом, уже зная, что ему заснуть не удастся. Он метался в поисках решения проблемы, которую и выразить-то было нельзя. Всё было хорошо, и в то же время всё было очень плохо. Беспокойная несытая тварь внутри подняла треугольную мордочку, разбуженная одной фразой Люциуса.
«Ты сегодня что-то тихий».
Так не говорят тому, с кем просто приятно проводят время. Или говорят? Гарри приподнялся на локте, пытаясь в темноте разглядеть лицо Люциуса. Он не умел читать по нему, не умел проникать в его мысли. А спрашивать боялся – ведь можно услышать «нет». И что тогда? Закончить роман и пожать друг другу руки? Или притворяться, что и тебя абсолютно не волнует, почему он сегодня так устал и что там творится с чёртовыми бочками на одной винодельне во Франции. Гарри снова лёг и прижался к нему теснее. Люциус, не просыпаясь, повернулся так, чтобы ему было удобнее. Гарри вздохнул.
Летом всё по-другому. Это время не принадлежит обычному ритму жизни, и поэтому летом может случиться всё, что угодно, и ничего не кажется странным или неудобным. Лето не имеет ни прошлого, ни будущего, оно повисает в напоенном солнцем воздухе, точно цирковая проволока, по которой так легко скользить беспечным канатоходцем. И неизбежно наступает момент, когда нужно спрыгивать на землю, где ждёт учёба, знакомые и «обычаи социума», в которые Люциуса вписать не получалось. Нет, можно было бы оставить так, как есть, врать и изворачиваться, флиртовать с девчонками для отвода глаз… Гарри сделалось тошно. Нет, так он не сможет. Он вдруг представил, как расскажет обо всём Рону и чуть не застонал в голос. С другой стороны, лучше так, чем то, что получилось с девчонками.
— Что такое? – пробормотал вдруг Люциус. – Кошмар?
До Гарри дошло, что он весь как деревянный от напряжения. Он кивнул и чуть не сгорел со стыда, когда Люциус обнял его и пробормотал что-то успокаивающее. Невероятным усилием воли Гарри заставил себя расслабиться, но заснуть так и не удалось. Он незряче всматривался в темноту, ощущая, как под ладонью часовым маятником стучит сердце Люциуса.