Выбрать главу

-- Исаак, -- сказал Беня, -- ты очень грамотный и умеешь писать. Ты умеешь писать об чем хочешь. Напиши, чтоб вся Одесса смеялась с меня в кинематографе.

-- Беня, -- ответил я, содрогаясь, -- я написал за тебя много печатных листов, но, накажи меня бог, Беня, я не умею составить сценариев.

-- Очкарь! -- закричал Беня ослепительным шепотом и, вытащив неописуемый наган, помахал им.-- Сделай мне одолжение, или я сделаю тебе неслыханную сцену!

-- Беня, -- ответил я, ликуя и содрогаясь, -- не хватай меня за грудки, Беня. Я постараюсь сделать, об чем ты просишь.

-- Хорошо, -- пробормотал Беня и похлопал меня наганом по спине.

Он похлопал меня по спине, как хлопают жеребца на конюшне, и сунул наган в неописуемые складки своих несказанных штанов.

За окном, в незатейливом небе, сияло ликующее солнце. Оно сияло, как лысина утопленника, и, неописуемо задрожав, стремительно закатилось за невыносимый горизонт.

Чудовищные сумерки, как пальцы налетчика, зашарили по несказанной земле. Неисчерпаемая луна заерзала в ослепительном небе. Она заерзала, как зарезанная курица, и, ликуя и содрогаясь, застряла в частоколе блуждающих звезд.

-- Исаак, -- сказал Беня, -- ты очень грамотный, и ты носишь очки. Ты носишь очки, и ты напишешь с меня сценарий. Но пускай его сделает только Эйзенштейн. Слышишь, Исаак?

-- Хвороба мне на голову! -- ответил я страшным голосом, ликуя и содрогаясь. -- А если он не захочет? Он работает из жизни коров и быков, и он может не захотеть, Беня.

-- ...в бога, печенку, селезенку! -- закричал Беня с ужасным шепотом. -- Не выводи меня из спокойствия, Исаак! Нехай он крутит коровам хвосты и гоняется за бугаями, но нехай он сделает с моей жизни картину, чтоб смеялась вся Одесса: и Фроим Грач, и Каплун, и Рувим Тар-таковский, и Любка Шнейвейс.

За окном сияла неистощимая ночь. Она сияла, как тонзура, и на ее неописуемой спине сыпь чудовищных звезд напоминала веснушки на лице Афоньки Бида.

-- Хорошо, -- ответил я неслыханным голосом, ликуя и содрогаясь. -Хорошо, Беня. Я напишу с твоей жизни сценарий, и его накрутит Эйзенштейн.

И я пододвинул к себе стопу бумаги. Я пододвинул стопу бумаги, чистой, как слюна новорожденного, и в невообразимом молчании принялся водить стремительным пером.

Беня Крик, как ликующий слепоглухонемой, с благоговением смотрел на мои пальцы. Он смотрел на мои пальцы, шелестящие в лучах необузданного заката, вопиющего, как помидор, раздавленный неслыханным каблуком начдива десять.

А. Белый

МОКРОПЛЯСЫ ПРОБЗЫКАЛИ В ОЗИМЬ (Отрывок из эпопеи "Колхозные мороки")

Сизо-серая серь сиво-буро-малиновой тучи; ро-гобрысая круть; переплюхи ветров; над колхозом -- безбрыкие взверти;

и-- вырвихлесты волдырчатой скляни;

и -- склянокляк: перепехи и подпрыг;

и-- кремоясухлая даль: песолом буераков; растрясы бараков; там -злаков припасы; и пассы: серо-буро-эмалевых туч; карекаряя синь.

У крыльца -- перескрип; дзиговерты; шлеп губ; фыки-брыки; и бзыки.

Клистиренко; он-- бригадир; рот-- в народ; взгляд -- в наряд; и не рад; шарк тирад; сино-соид перстом:

-- Зарядило...

с подплевом в разребь:

-- Задерябило...

взбородясь; перепролысь погладивши:

-- язви ее...

И члены бригады: Глистов, Серозадов, Поносов, Соплйвенко, Пупик, Бердун...

Лохмочесы яря: в буерачную сверть; в сизо-плясую заверть; в беспрокую крапь; облобатясь: с подшмыхами: бзырили.

О -- сизопалые драни -

кремо-буро-лазоревой длани!

раскоряк буераков; кряк мраков; и зраков;

О-- лепеты Парок;

и трепет доярок!

о -- мороки рока!

о -- Русь!

B. Вишневский

ИСКАТЕЛИ ДЖЕМЧУГА ДЖОЙСА

(Отрывок из романа)

...Юго-западный ветер шевелит волосы Джойса отойдите макаркающие я хочу равняться затылок учителя не боюсь молод здоров оспопривит гип-гип полундра луженый желудок весь мир материки океаны лопай малютка дюжиной ртов глаза уши познать мир весь весь потрохами ах какой бодрый кувыркач шкловун Виктор кадры кадры кино 33 печеных листа в Огизайро в Гих-линойсе в МТПейре в академии-фасольлясидо макромикрокосмы вселенной зачатие любовь рождение смерть пищеварение страсть сон эмоция сложумножение вычитание деление пиши скаль-пель-пель-пель желудочный сок печенку селезенку бога душу жеманфиш брось митрофан про пру-стово ложе мало мало гехто что такое гехто до-спассется молодой хвостомах пасись дитя мое майнавира лабиринт пролетариата домна дымная рожает чугунные мальчики ты была в красном платочке восьмое марта я люблю тебя сказал Со-ревнованичка ах какой клещастый подъемнокран-ный будь моей да возьми ты сказала бога нет да распишемся в загсе что ты делаешь это вам не бровонасупленный толстофадеев мне отмщение и аз разгромлю дифиурамбы ермилый милый тол-стофадеич старо старо я бравый моряк-- бодрый ныряк в подсознанье видеть инфузории бациллы атомы пока не всплывешь Эйн-зейн-штейн вишневые трусики ура ура искателям Джемчуга Джойса...

Ф. Гладков

ГЛАВЦЕМЕНТ

1 БРАЧНАЯ НЕУВЯЗКА

Как и тогда булькотело и дышало нутряными вздохами море, голубели заводские трубы, в недрах дымились горы, но не грохотали цилиндры печей, не барахолили бремсберги и в каменоломнях и железобетонных корпусах шлендрали свиньи, куры, козы и прочая мелкобуржуазная живность.

Глеб Чумалов вернулся к своему опустевшему гнезду, на приступочках которого стояла жена Даша и шкарабала себя книгой "Женщина и социализм" сочинения Августа Бебеля.

У Глеба задрожали поджилки и сердце застукотело дизелем. Рванулся к ней.

-- Даша! Жена моя!

Обхватил могучей обхваткой так, что у нее хрустнули позвонки, и с изумлением воскликнул:

-- Дашок! Шмара я красноголовая! Да ты никак дышишь не той ноздрей?

Ответила строго, организованно:

-- Да, товарищ Глеб. Ты же видишь, я -- раскрепощенная женщина-работница и завтра чуть свет командируюсь лицом к деревне по женской части. Успокой свои нервы. Не тачай горячку. Заткнись.

Глеб вздохнул тяжелым нутряным вздохом. Натужливо хмыкнул от удивления.

-- Шуганула ты меня, Дашок, на высокий градус, так, что и крыть нечем. Ну что ж, займусь восстановлением завода на полный ход.

II

БЛАТНАЯ МУЗЫКА

Бузотерили и матюгались слесаря, бондаря, кузнецы и электрики. Балабонили всем гамузом, дышали нутряными вздохами и разлагались на мелкобуржуазные элементы.

Глеб сорвал с головы свой геройский шлем и шваркнул им оземь. Крикнул громовым голосом:

-- Братва! Как я есть красный боец гражданского фронта и стою на стреме интересов цементного производства, то буду вас крыть, дорогие товарищи, почем зря, будь Ьы четырежды четыре анафема прокляты, шкурники и брандахлысты. Правильно я кумекаю, шпана куриная?

Словно ток с электропередачи прошел по сердцам бондарей, слесарей, кузнецов и электриков. Единогласно, коллективно воскликнули: -- Верно, ядри твою корень! -- Фартовый парень, едят его мухи с комарами! -- Свой в доску!

-- Дрызгай на все на рупь на двадцать! -- Крой дело на попа!

Глеб вздохнул радостным нутряным вздохом. Громогласно воскликнул:

-- Братва! Дербанем производство за жабры! Треснем, а завод чекалдыкнем!

III

ЗА РАБОТОЙ

На высокий градус вскипели дни. Глеб, как скаженный, мотался из завкома в исполком, из исполкома в совнархоз, из совнархоза в госплан, из Госплана в СТО. Грохотал в завкоме: