Взвилось и улетело!
Источник: [1]
Ни к селу ни к городу...
В жизни своей больше не отважусь
Никогда уже пасти телят...
Высшее мое образованье
Оказалось вовсе ни к чему!
Думала, куда себя пристроить,
Знала я: поможет институт
Мне на высшем уровне освоить
Неквалифицированный труд.
Речь идет о долге и призванье
Быть пастушкой и телят пасти.
С высшим-то своим образованьем
Мне ль деревню нашу не спасти?
Допасти их до такого уровня,
Чтоб медаль иль орден получить.
Не необразованная дура я,
Чтоб телят пастись не научить!
Но когда пастушничать я стала,
То узнала: путь к вершине крут.
Говорю им: — Вот трава густая! —
А они — и ухом но ведут.
Говорю: — Щиплите осторожно:
Среди трав есть злой и вредный вид! —
Нет, жуют, как назло, как нарочно,
Так, что за ушами треск стоит!
Вроде бы и слушают, а сами
Нагло жрут отравную траву!
И неуважительно хвостами
Машут так, что я ревмя реву.
А один из них сказал, зевая:
— М-му! Прислали к нам тебя, чуму.
Высшее твое образование
Ни к селу ни к городу здесь... М-му!
Источник: [1]
Но, ё-мое!
(Игорь Шкляревский)
На всякий случай мне когда-то
родители родили брата:
уж очень был я глуп и мал,
надежд и тех не подавал,
поэзию не понимал,
одни глаголы рифмовал,
в театре спал, в кино дремал,
хвосты собакам обрывал,
девчонкам ходу не давал
и злостно браконьерствовал
(из речки семгу воровал),
«Но, ё-мое!» — на всех орал
и сам себя в гробу видал.
А брату я завидовал:
задолго до него я знал,
что младший брат меня сильнее,
талантливее и умнее,
родней, дороже и милее,
чего он, брат, и не скрывал,
когда, собою недовольный,
сердца я рифмою глагольной,
а не глаголом начал жечь,
литконсультантам портя желчь.
Писал я, ё-мое, хреново,
поскольку признавал я слово,
а то, что означало слово,
я игнорировал сурово,
стараясь слово уберечь,
но если было промыслово
то слово — «щука», «лещ», «судак» —
или хотя бы поллитрово —
«Зубровка», «Старка», «Ром», «Коньяк», —
то я догадывался снова,
что содержание — основа.
И если нас находят вдруг
слова попроще: «спирт» и «водка»
со словом-спутником «селедка»,
мы верим: каждый третий — друг!
Источник: [1]
Ну и знакомые!..
Среди знакомых ни одна
Не бросит в пламя денег пачку.
...Не принесет, и слава богу,
Шестизарядный револьвер.
Среди знакомых ни одна
Не поступает так, как надо:
Не выпьет, скажем, кубок яда,
А если выпьет - не до дна.
Она не будет при луне
Бродить с улыбкой ошалелой
И дамой пиковой ко мне
В окно не глянет ночью белой...
Из них, знакомых, ни одна
Кинжала в сумочке не носит,
В измене уличив, не бросит
Чужого мужа. Из окна.
Или в огонь. Покой ценя,
Блюдут они такую меру
Во всем, что даже револьвера
Не могут разрядить в меня.
Решительно ничем они
И никого не поражают;
Готовят щи, детей рожают
Они без малого все дни.
Ну и знакомые! Ни в ком
Трагического! Рокового!
Не ожидал от них такого...
Подумаю - и в горле ком...
Мои бог, да с кем же я знаком!..
Источник: [х]
О хорошем отношении лошадей
Лошади — надежнее всего!
И хотя им тяжело по службе,
от пайка дневного своего
поклевать всегда дадут по дружбе.
Ей, лошадке, в жизни не везло,
но о нас она не забывала:
то есть гужевое ремесло
человека в ней не убивало.
Я поверил, как в себя, в нее
после встречи возле сельской чайной —
в человеколюбие ее,
в гуманизм ее необычайный!
Лошадь наблюдая из окна,
вывел из ее я поведенья,
что не просто сено ест она,
а в виду имея удобренья!
А в виду имея урожай
зерновых, картофеля, бобовых!
«Расцветай, родной сибирский край!» —
видел я в глазах ее лиловых.
Проявляя к малышам любовь,
ела и овес она не просто.
а в виду имея воробьев,
серых граждан маленького роста!
Я глядел до неподдельных слез,
как она, пекясь о пташке каждой,
их кормила в стужу и мороз,
так сказать, своей овсяной кашей!..
Это ль не пример морали нашей!
Источник: [1]
Обидно...
...Ты глядела с испугом
из-под нахмуренных бровей.
Но ты, кого я вовсе без любви
в свой дом заклятый к ночи заманила,
я там лила не слезы, но чернила...
...Миленький дружочек
крадется, словно тать,
в утра мои и ночи.
Из-под своих нахохленных бровей
ты на меня глядел с таким испугом,
узнав, что лишь по прихоти своей
хочу я стать твоим интимным другом.
Когда тебя к себе я без любви
и уваженья на ночь заманила,
ты, силы все моральные свои
собрав, хотел бежать, но — поздно было!
А впрочем, совесть у меня чиста:
оправдывает, если разобраться,
меня святая бабья простота,
с которою раскрыла я объятья.
Хотя и добровольно уступил
ты мне, моим слезам, точней — чернилам,
но «караул!» ты все же завопил
и показался мне таким унылым,
что я другого стала вспоминать —
лихого, не в пример тебе, дружочка,
который по ночам ко мне, как тать,
влезал в окно, хотя был толст, как бочка!
А заманить тебя меня нужда
заставила: я поняла — ты грезишь
не обо мне и, значит, никогда
в окошко и под кофточку не влезешь!
Источник: [1]
Обночеваться!
...Я вечером — обночеваться —
Вернусь в деревеньку свою.
...Пегая Настя
Приветит мычаньем своим.
...В том много, должно быть, смешного,
Но мне хорошо оттого,
Что грустная эта корова
Во мне признает своего.
Готов сам себя бичевать я,
Что мало в деревне живу.
Поеду-ка обночеваться
У Насти-коровы в хлеву.
Я знаю: перед искушеньем
Естественным не устою,
И в ясли, набитые сеном,
Я голову суну свою.
И для завершения счастья
Добьюсь от нее я того,
Чтоб гордая пегая Настя
Признала во мне своего.
А если достанет ей духа
Меня отбоднуть головой,
Скажу ей: «Опомнись, Настюха!
Пусть я и не в доску — но свой!