Выбрать главу

Прохожий сел, посмотрел в котел и глухо сказал:

— А ведь меня, парень, тоже Савоськой звать…

— Ах, стерва, — тихо удивился Савоська Мелюзга и лег на шинель.

— Люди бают, — начал Савоська Мелюзга, — энти быдто не простые, названье им быдто дадено бывшим князем Рюрихом, Крижевные трави — названье им дадено.

Прохожий снял с плеча берданку и выстрелил в воздух. Сумрачным гулом покатилось по лесам и степям, пригнулись травы еще ниже к земле, и из-за деревьев испуганно вышла луна.

— Это я в Бога, — просто сказал прохожий и матерно улыбнулся.

Запахло кружевными травами сладостно и тягуче.

Корней ЧУКОВСКИЙ

О Борисе Пильняке

I

— «Пришла тихая любовь…»

— «Я люблю Алексея…»

— «Мое сердце колотится любовью…»

— «Наталья необыкновенная, нынче революция, когда вы будете моей?»

Поразительно! Загадочно! И откуда у писателя столько чувства? И как это до сих пор никто не заметил?

II

Возьмите любой рассказ Пильняка, [равное занятие героев — любовь. Все любят. Все изнемогают от любви.

«…Ребята ловили девок, обнимали, целовали, мяли…»

«…Леонтьевна кричит: — Спать не дают, лезут к нераздетой женщине…»

И все-то у писателя любовь. Даже звери изнемогают от любовной страсти.

«…Самец бросился к ней, изнемогая от страсти».

«…Волк тихо подошел к оврагу».

Такая уж у писателя провинциальная эротика!

Попробуйте отнять это чувство — от писателя ничего не останется.

III

Теперь самое главное.

Посмотрим, как Пильняк относится к религии… Перелистываю первый попавшийся рассказ.

«…Осенью Марина забеременела…»

«…Женщину нужно разворачивать, как конфетку…»

«…Облако было похоже на женскую грудь…»

«…Волк подошел к оврагу…»

Нет! Ни словечка о религии! Он писатель-атеист. И как это я до сих пор не заметил? Но позвольте, что это? Да так ли я читаю? Я даже подумал: уж не ослеп ли я? Уж не поступил ли в студию Дункан?

«…Танька коренастая, босая».

«…Старик босой».

«…Шлепая босыми ногами».

И даже какой-то мужик в розовых портах босой.

И все-то у него босые. Кажется, отними у него босых— и ничего больше не останется.

Но зачем же, зачем же, зачем же все босые?

IV

Необыкновенно! Непостижимо! Какая-то босонологая! Какой-то невероятный мир босых! Некуда спрятаться от босых ног.

Аганька босая.

Прохожий босой.

Даже генерал, наверное, босой или сапоги сейчас снимет. Я даже подумал: уж не снять ли и мне сапоги?

Но снимай, не снимай — ничего не изменится. Такая уж у писателя идеология. Любой мужик у него босой, а если не босой, то пьяница или колдун. И поразительное явление: как только на одну секундочку появляется человек в сапогах, все герои в один голос кричат: «Довольно! Бейте его! Перестаньте! Снимай сапоги!»

«Сапоги снимай, на печь полезай!» — говорит Егорка Арине в повести «Голый год».

Волк подошел к оврагу…

V

Теперь попробуем полюбить Пильняка.

Он талантлив очаровательно. Он писатель любви и босых ног. Он воистину писатель любви и революции. Он весь в революции.

Современнейший из современных писателей.

Владимир Мacc

(1896–1978)

Павел АНТОКОЛЬСКИЙ

История

В ночных харчевнях, возле жбанов С прокисшей брагой, в грудах книг, Под грохот пург и барабанов Кончался век. И я возник.
Вся какофония Европы, Кайенский грунт, сорбоннский шлак. Вся вонь готических клоак. Реторты, торты, тросы, тропы.
Вся историческая гарь. Весь гул вселенной, спящий в горнах. Весь обветшалый инвентарь Всех театральных костюмёрных,
Вороний грай и конский скок. Под Роттердамом и под Двинском, Еще во чреве материнском Вошли в меня, как гонококк!
Я рос. Выл ветер. Пировала Ночь в белой пене канонад. И за и под и пред и над Землей шли призраки. Их рвало!
В поту, в дожде заплат и дыр, В еще не смытых пятнах грима Метались шлюхи Пизы, Рима, Парижа, Лондона и др.
Мир сразу сорван был с причала. Версаль трубил в бараний рог. Сен-Жюст, валюта, биржа, грог — Все шло в стихи, все выручало.
Мои обугленные ямбы Читал какой-то там юнец, И ромбы, бомбы, тумбы, дамбы Пошли в расход. И тут конец.

Николай ГРИБАЧЕВ

Необходимая мера

Слоняются по улицам стиляги, Забывшие про подвиги отцов. Ни совести, ни чести, ни отваги У этих узколобых молодцов.
Чайковскому они предпочитают Магнитофон и плоский анекдот, В каких-то коктейль-холлах коротают Все вечера и ночи напролет.
Живут в России словно иностранцы. Бород не бреют, презирают труд, Танцуют отвратительные танцы, Полублатные песенки поют.
Взглянув на их ужимки обезьяньи, Любой поймет, о чем веду я речь: Тут Запада тлетворное влиянье, Которое пришла пора пресечь!
Они полны пустого самомненья, Решительно на все им наплевать.. И я вношу такое предложенье: Для осужденья этого явленья, Без праздных прений и без промедленья.
Подонкам этим, всем без исключенья. Как следует по шее надавать!

Юлия ДРУНИНА

Так было…

И ночью бой гремел, и днем, А я была одета просто: В шинели, пригнанной по росту И подпоясанной ремнем. Была легка моя походка Одежде этой вопреки. Мне не мешали ни пилотка.  Ни фронтовые сапожки. Я под свинцовым страшным градом Росла, как тонкий стебелек, И кудри шелковым каскадом Мне обрамляли бледность щек. Всем приходилось нам несладко —  Обстрелы, сырость, холод, мгла… Но, помню, даже плащ-палатка И та мне тоже очень шла.