Михаил ПРИШВИН
Случай
Вот ведь какие бывают дни — и зима еще не кончилась, холодно, и весна не началась. Но вышел я на улицу и слышу — что такое? Да, точно, что-то хруптит И не очень далеко. Собаки мои, Чижик и Муза, вышли со мной и тоже слушают. «Кто бы это так хруптел?» — подумал я. Гляжу на собак и вижу — они тоже об этом думают. Особенно Чижик. Муза — та поглупее, та сразу к тумбочке. И вот стою я — пожилой человек — и две мои собаки, и все трое смотрим мы друг на друга и слушаем это непонятное хруптение. И не можем его понять. Много я повидал и послыхал на своем веку, а такого хруптения вроде не попадалось. Если бы кто чуфыкнул или же затюльтюлькал, я бы сразу сказал — это тетерев! Или — это еще там какая птаха. И собаки мои сказали бы то же. Но здесь, признаюсь, я растерялся. Чижик смотрит на меня, я — на Музу, а Муза от меня отворачивается. Мол, решай сам, тебе лучше знать. А я не могу решать. Постояли мы так, послушали и пошли домой. Стыдно мне было перед собаками, а они тоже долго потом краснели и смущались при встречах со мной. Так и не понял я, что это было за хруптение. Уже много времени спустя рассказал я этот случай старому охотнику Ивану Григорьевичу.
— Так это ж лошадь овес ела! — сказал он мне. — А вы не узнали. Это бывает.
И точно, бывалый я человек и сам видел, как Волга впадает в Каспийское море, а вот что лошадь овес ела, не понял.
Иосиф ПРУТ
Живой Прут
Драма в трех погибелях,
с прологом и катафалком
Действующие посмертно лица
Мстислав Удалой — машинист на пенсии
Майнриддер — капитан подлодки
Жюльвернский — старпом
Торпедюк Игнат Назарыч — круглый сирота
Торпедюк Донат Назарыч — его брат
Мотоциклидзе — кавказец
Бонжур Мишель — француз
Гаудсамус Игитур — турок
Колобок — мальчик
Заваруха — подводник
Стыдоба — куплетист
Затяжной — парашютист
Марина — их сестра милосердия
Пролог
Отсек затонувшей подводной лодки, тусклый свет электрической лампочки. По ходу действия он все слабеет и вскоре гаснет. Смутно выделяются в кромешной тьме силуэты изнемогающих героев, чуть слышен их хриплый шепот.
Майнриддер. Докладываю обстановку: настроение бодрое. Лодка лежит на дне моря. Все механизмы отказали. В левом отсеке начинается пожар. Правый отсек затоплен. Сверху нас бомбят. Снизу происходит землетрясение… Воды нет, еды нет. Кислород на исходе. А впереди еще три действия…
Заваруха. Амба! (Стреляется.)
Занавес
Погибель первая
Подлодка. Еще темнее и безвыходнее. Почти беззвучно бредит старый машинист.
Мстислав Удалой. Опять же, значит, собрал он нас, Прут то есть, в одна тысяча девятьсот девятнадцатом году. Тоже пьеса была, как сейчас помню. Было нас тринадцать, ни один не ушел. Меня на руках унесли. Ну, он мне так сказал, Прут то есть: ты, говорит старик, все равно не жилец на этом свете. Уж больно ты колоритен. Вот за колорит теперь и погибаю. Не поминайте, значит, лихом. (Кончается.)
Торпедюк Игнат. Да будет тебе земля Прутом! Хороший был машинист… (Отдает концы брату.)
Торпедюк Донат. Терпенье и Прут все перетрут! (Отдает концы. В темноте не видно, кто взял их.)
Занавес
Погибель вторая
Полный мрак и абсолютная безвыходность
Мотоциклидзе(с трудом выдыхает). Марина… Мариночка… Хороший ты девушка… Слушай сюда… У меня, понимаешь, чума начинается…
Марина(нежно). Ты всегда был какой-то чумовой…
Мотоциклидзе(мечтательно). Люблю я тебя, Мариш, и все тебя здесь любят… хорошая из тебя мать-героиня вышла бы…
Марина(мечтательно). Может, еще выйдет…
Мотоциклидзе(бешено). Не выйдет! Ничего не выйдет! У Прута все выйдет. У нас никто не выйдет… (Хрипит. Затихает.)
Марина. Милый… (Поняв.) Любовь — всегда любовь! Смерть — всегда смерть! (Застывает в красивой, позе.)
Занавес
Погибель третья
Сверхмрак. Безвыходность доходит до предела и переходит его.
Майнриддер, Жюльвернскин, Затяжной, Стыдоба, Бонжур, Гаудеамус Игитур(хором). И мы. Прут, тоже! (Дружно вымирают.)
Колобок(один, мечтательно). А у меня была тетя в отделе распространения. И уж она печатала, печатала, печатала. (Заходится.)
Занавес
Ввиду отсутствия живых героев пьеса на этом кончается.
Сергей Смирнов
(1915–1976)
Граф положил графинчик на сундук.
Графинчик был пуст, как душа ревизиониста.
«Выпить бы… Да разве в этой Италии достанешь?» — подумал граф.
Через окно он с ненавистью посмотрел на витрины магазинов, на отвратительное синее море, на неровные горы, беспорядочно поросшие мрачными пальмами и еще какой-то дрянью. Крикливая мелкобуржуазная толпа катилась по грязной улице в погоне за наживой. За углом, в переулке, шла обычная классовая борьба — кто-то кричал: «Акулы!» На душе у графа было тристе[26].
Русский граф Вася Подзаборов, скрывая службу в СС, жил под именем сеньора Базилио Паскуди. Сын царского сановника, камергера и камертона, он был искусствоведом, но в связи с безработицей содержал публичный дом.
Вошел бывший унтер-оберфюрер СС Клоп фон Клоб.
— Слушай сюда, граф! — сказал он на германском языке. — Сгоняем в Москву! Ксиву дадут и три косых стерлинга в лапу.
— Опять шпионить против первой в мире страны социализма? — застенчиво спросил граф.