— Зачем мне твоя дорога, — обиделся китаец. — Я сапожник, здешний человек.
— А войну зачем затеял?
— Дурной человек, — сердито сказал китаец.
В это время показался агент. Он ел на ходу хлеб, спешил.
— Все есть, — произнес он, поздоровавшись с охотниками: — И консервы, и сахар, и макароны, и сапоги — все есть.
Старичок продолжал приставать к китайцу:
— Ты думаешь, русский человек совсем ослаб? Голыми руками хочешь его взять?
— Дурной человек, — ответил китаец.
— Ты зачем пристаешь к нацмену? — сурово спросил агент.
— А войну-то они для чего с нами затеяли?
Агент посмотрел на него с сожалением.
— Ты меня прости, — сказал он, — но я тебе, дедушка, вот что должен сказать: хоть ты старик, а идиот. Голова седая, а понятие как у младенца. Разве он с тобой войну затеял? Это китайские генералы затеяли и мандарины ихние.
— Умный человек, — весело произнес китаец. — Один человек живет умный, другой человек живет дурной…
Агент открыл лавку, стал принимать шкурки, развешивать товары.
— У вас каждый человек говорит как политик, — сказал мистер Броун, наблюдавший со мной сцену у палатки. — Алло, Канторович!
— Алло!
Он проскакал мимо. Техник Канторович спрятал в кармане конспект напутственной речи. Двадцать пять юношей кончили в Худинове трехмесячные плотничьи курсы. Сегодня выпуск. Вечером они поедут в Амурзет. Там строят дома и амбары. Они посылают Робинсону телеграммы, тревожат: «Шлите скорей плотников».
На шоссе заработал экскаватор. Черпак, отдуваясь, вгрызался на полтора метра в землю. Человек в кабине включал и выключал мотор.
— Алло, Фейгельман!
— Алло! — ответил из кабины человек.
Мы остановились с Брауном у кузницы. Два пожилых еврея ковали шину на колесо. Один раздувал горн, другой ударял молотом по раскаленному кругу. Летели искры.
— Американцы, — сказал один кузнец другому. — Доброе утро, американцы.
— Доброе утро.
— Раз вы американцы, — произнес раздувавший горн, — значит, вы окончили гимназию? Правильно я говорю?
— Правильно.
— Раз вы кончили гимназию, — продолжал кузнец, — то скажите мне, что мы здесь куем?
— Шину.
— Американец, — снова спросил тот, что раздувал горн, — у вас большая семья?
— Жена и ребенок.
— А у меня десять ртов. И большая квартира, смею вас спросить?
— Десять комнат.
— А у меня две, и в одной еще нет стекол. Но я скажу, что не завидую вам. А почему?
Мы молчали.
— А потому, что я здесь кую свое еврейское счастье. Правильно?
— Правильно.
— А скажите, — продолжал кузнец, — у вас много денег в банке на текущем счету?
— Я небогатый, — ответил Броун.
— Все-таки?
— Ну, тысяча долларов.
— А у меня, — воскликнул кузнец, — дыра от бублика и копоть от свечки. Но скажу, что не завидую вам. А почему?
— Потому что вы куете свое еврейское счастье, — быстро ответил мистер Броун.
— Правильно, — сказал кузнец.
Нам было весело глядеть на обоих кузнецов, и мы сели с Броуном вблизи кузницы, на груду белых мраморных плит. Мы знали, что мрамор — здешний, он добывается в Лондоко. Вернее, его можно добывать, так как никто его никогда не брал. Управление Уссурийской дороги как-то решило выстроить новое здание для станции Тихонькой. Железная дорога привезла несколько грузовиков белого с розовыми жилками мрамора и забыла о нем. Здание строили из дерева и фундамент клали кирпичный, а мрамор лежал всеми забытый.
— Американец, — крикнули из кузницы, — вы знаете, на чем вы сидите? Вы сидите на нашем биробиджанском мраморе. У нас есть все. Хотите уголь — пожалуйста! Хотите железо — пожалуйста! Хотите розовый туф — пожалуйста! Хотите золото…
— Он преувеличивает, как всякий патриот, — сказал мистер Броун.
Сидя на мраморных плитах, мы увидели следующую сцену. Пожилой еврей в местечковом одеянии подошел к станице. Он приехал сюда недавно. Это было видно по всему: и по его костюму, и по его робкой походке. Он очутился у поскотины. Чтобы войти в село, ему надо было повернуть вертушку. Но в нее уперлась пегой мордой корова. Местечковый житель остановился. Он, видимо, боялся коровы и захотел отступить, но заметил нас и сразу сделал вид, что ему вовсе не нужно в село.
— Я же совсем забыл, — сказал он вслух, — мне же нужно на станцию.
Кроме нас, его робость заметил босой еврейский мальчуган из парикмахерской. Он со смехом отогнал корову. Тогда местечковый житель произнес: