- Атаки эффективны? - спросил Кузнецов. Жаворонков разложил на столе фотографии, сделанные во время бомбардировок. Кузнецов внимательно рассматривал каждый снимок. Вот взрыв на пирсе, рядом с подъемными кранами... Развороченный нос транспорта, стоявшего у причальной стенки... Горящие портовые склады... За каждой фотографией - опасный рейд, полет-подвиг. В штабах об этом не говорят. Не принято. Все и так . само собой понятно: и как трудно летчикам, и как опасно.
- В дальних полетах проблема навигации, пожалуй, самая важная, - думая о чем-то своем, проговорил нарком. - Не так ли?
- Да, конечно.
- Никаких ЧП не было в дальних рейсах?
- Не обошлось, Николай Герасимович,
- А именно?
Жаворонков рассказал.
Большая группа бомбардировщиков Первого минно-торпедного полка во главе с командиром полка Преображенским наносила удар по Данцигу и Мемелю. В рейде участвовали летчики Борзов, Пятков, Ефремов, Плоткин, Гречишников, Трычков, Победкин. Возвращались в сложной метеорологической обстановке, и штурман из экипажа Трычкова ошибся в прокладке курса. Когда по времени впереди должен был находиться свой аэродром, Трычков пробил облака. Сразу открылось летное поле. Летчик уже выпустил "ноги". Моторы работали на малых оборотах, самолет снижался. Вот-вот он коснется колесами земли. И вдруг Трычков понял: аэродром вражеский! Мгновенно пришло решение: полный газ - и в облака. Но с того момента, как бомбардировщик появился из белой пелены, за ним следила зенитная батарея. Она тут же открыла огонь. С большим трудом удалось Трычкову вывести самолет из зоны зенитного обстрела и добраться до своего аэродрома...
- Что у балтийцев по плану на ближайшее время? - спросил Кузнецов. Пиллау?
- Да, - подтвердил Жаворонков. - Предполагается бомбардировка кораблей.
- Пиллау - достойная цель, - откликнулся нарком.
- Но есть и другая...
- Берлин?
- Да, Николай Герасимович, Берлин. Мне эта мысль покоя не дает. А мы смогли бы с Балтики. Должны же мы ответить на бомбардировки Москвы и Ленинграда!
Нарком молчал. Перед самым приходом Жаворонкова он знакомился со сводками. Германская авиация за неделю - с 20 по 26 июля - совершила двенадцать массированных налетов на Ленинград. За одну неделю фашисты потеряли на подходах к городу более сорока "юнкерсов", но упрямо вновь и вновь пытались прорваться к центру. А Москва? За первым налетом на столицу, совершенным фашистами ровно через месяц после начала войны, последовал второй...
Жаворонков развернул перед Кузнецовым картину задуманной операции. Шестьдесят-семьдесят бомбардировщиков с экипажами, способными летать в сложных условиях погоды, нанесут удар по Берлину, обрушат на него десятки тонн бомб. Откуда лететь и на чем? Видимо, с острова Эзель, а точнее - с аэродромов у селений Кагул и Асте. Лететь надо на ДБ-3, машина надежная.
Они долго обсуждали план операции: чтобы докладывать Ставке, Кузнецову надо было вникнуть во все детали. С чисто "ведомственной" точки зрения, бомбардировка Пиллау, где находилось много фашистских кораблей, может быть, была ближе сердцу наркома Военно-Морского Флота. Но Кузнецов думал не о "чести мундира". Сказал:
- Будьте готовы, Семен Федорович, снова лететь на Балтику. А я доложу Ставке.
Отпустив Жаворонкова, нарком сел за документы, оставленные командующим авиацией Военно-Морского Флота. Ночью доложил в Ставке. Долго доказывать важность задуманного не пришлось - там сразу оценили. предложение. Решение было принято.
Вернувшись в наркомат, Кузнецов пригласил Жаворонкова. Рассказал о встрече с Верховным главнокомандующим, передал слова Сталина: "Поскольку Жаворонков внес это предложение, пошлите его и командовать этой операцией".
Сталин разрешил выделить для бомбардировки Берлина две эскадрильи самолетов ВВС Балтийского флота с летчиками, наиболее подготовленными для ночных полетов.
- Только две? - Жаворонков мечтал о более мощном ударе.
- Пока только две, - подтвердил Кузнецов. - Но при первой возможности Ставка усилит вашу группу двумя-тремя эскадрильями дальнебомбардировочной авиации. А возможно, кроме этой группы будет действовать еще одна...
На следующий день Семен Федорович Жаворонков уже был на Балтике. Встретившему его командующему ВВС Балтийского флота генерал-майору авиации Михаилу Ивановичу Самохину он рассказал о цели своего приезда и отпустил со словами:
- У вас, Михаил Иванович, своих забот полон рот, так что занимайтесь ими. А я полечу в бомбардировочную бригаду.
Через час после встречи с Самохиным Жаворонков был в штабе соединения и приказал вызвать командира и комиссара Первого минно-торпедного полка.
Захватив с собой стрелков-радистов Кротенко и Рудакова, полковник Преображенский направился на "эмке" в штаб, куда уже прибыл находившийся в политическом отделе комиссар полка Г.3. Оганезов.
Приехали в штаб. Стрелки-радисты остались у оперативного дежурного. Преображенский открыл дверь кабинета.
- Разрешите?
- Входите, товарищ Преображенский. - Жаворонков поднялся навстречу полковнику. - Ждем вас.
В комнате кроме генерала было несколько человек, среди них Оганезов. Преображенский кивнул комиссару, сел рядом и ткнул его локтем в бок, как бы спрашивая:
"Зачем вызвали?" Но Оганезов не успел ничего ответить Жаворонков потребовал доложить о боевых действиях полка.
Преображенскому было о чем рассказать. В Ирбенском проливе полк минировал важнейшие фарватеры. Бомбил фашистские конвои в море. Наносил удары по моторизованным, танковым колоннам и войскам врага в районах Пскова, Порхова, Гдова. Чтобы сорвать фашистское наступление на Ленинград, летчики Первого минно-торпедного полка, как и других частей балтийской авиации и авиации фронта, совершали по несколько вылетов в день. Среди отличившихся Преображенский назвал Борзова и Фокина.
- Мы обрели опыт, который позволяет полку выполнить любую задачу, сделал вывод полковник Преображенский, почему-то уже уверенный в том, что Жаворонков даст новое, и притом необычное, задание.
- Скажи о настроении людей, - шепнул Преображенскому Оганезов.
Жаворонков посмотрел на комиссара:
- Ваше слово, товарищ Оганезов!
- После напряженных вылетов мы предоставляем экипажам возможность отдохнуть. Но люди отказываются от отдыха, требуют снова послать их в бой. Привел случай с Борзовым: летчик обгорел, однако наотрез отказался ложиться в госпиталь и продолжает воевать.
Что ж, и Преображенский и Оганезов докладывали верно. Правда, они ничего не сказали об износе моторов, но Жаворонков и не спрашивал о состоянии техники. Это он выяснит сам. Главное, что боевой дух полка высок. Генерал встал. Участник гражданской войны, старый коммунист, он высоко ценил то, что называют моральным фактором.
- Товарищи! Верховное командование поставило перед вашим полком особо важную задачу. - Генералу словно не хватало воздуха. Он помолчал, переводя дыхание, и продолжал:
- В ответ на разрушение наших городов и бомбардировку Москвы Верховное командование приказало бомбить военные объекты в столице фашистской Германии Берлине!
Преображенский и Оганезов, как по команде, встали.
Командир полка произнес, как клятву:
- Мы выполним эту задачу!
- Не сомневайтесь, товарищ генерал! - сказал комиссар.
- Другого ответа от вас, товарищи, не ждал! - Жаворонков крепко пожал им руки.
Они стояли, смотрели на генерала, понимая, что не-все еще сказано. Жаворонков разгадал состояние летчи - ~ ков:
- Вы хотели бы, конечно, знать подробности. Но это позднее. Скажу лишь, что пока в операции будет занято двадцать экипажей. Какие именно? Это должно предложить командование полка, затем вместе обсудим. Помните только, что с полка не снимается ответственность и за выполнение задач, которые вы решаете сейчас. Из этого надо исходить...
- Откуда будем работать? - спросил Преображенский.
- Работать будем с острова Эзель, с аэродрома Кагул. - Генерал улыбнулся: ему понравилось любимое слово полковника - "работать". - Надеюсь, понятно, почему выбран именно Эзель. - Жаворонков подошел к карте. - Видите, сегодня ближе к Берлину нет ни одного нашего аэродрома.