Шура пошла к нему на подмогу: у нее не хватило смелости совсем близко подойти к мертвецам, а их стало намного больше, чем раньше, — фашисты не жалели пленных. Она взяла из рук мужа одежду и только собралась идти домой, как ее взгляд упал на лежащего ничком красноармейца. Это был тот солдатик с тонкой шеей и светлыми волосами — она сразу узнала его, — из кармана его рваных брюк торчали зеленые луковые перья. От жалости и горя у Шуры закипело сердце. Она даже не могла заплакать, а механически, как заводная, подошла к убитому поближе и так стояла над ним, не в силах сделать шага. Муж увел ее домой, и с этого дня Шуру как будто подменили: она бесстрашно ходила на поле в поисках оружия и помогала Вячеславу прятать его.
Однажды к Стефановичам пришла сестра Шуры Татьяна и привела с собой молчаливую черноволосую женщину, Александра Яковлевна, ничего не спрашивая, поставила перед гостьей миску с картошкой, положила хлеб.
— Кушайте, — просто предложила она.
— Это Мария, — представила женщину Татьяна, — она к тебе будет приходить или разных людей присылать. Тогда помогай им всем, чем можешь.
Много осторожных ног прошло по тропинке, ведущей к невзрачной хате Стефановичей. Всегда находились здесь еда, одежда и доброе слово, что бывает иногда дороже всего для измученного, потерявшего веру в себя человека.
У Вячеслава Стефановича — Ватика, как его звали товарищи, остались только одни брюки и рубашка — вся остальная его одежда «ушла на военнопленных». Потом, когда одевать беглецов было не во что, Шура ходила по знакомым и соседям и выпрашивала старые мужские вещи. Большинство, ни о чем не спрашивая, отдавали все, что могли. Это было время, когда вообще люди старались задавать меньше вопросов. Доверие, которое в те страшные годы было необходимо как воздух, завоевывалось временем и делом. И так шли дни, и все это было просто и обыденно. Многие потом вспоминали добрым словом Стефановичей, и было за что: не одному и не двум нашим людям спасли они жизнь.
Недалеко от хаты Стефановичей, на этой же Германовской улице, была другая явочная квартира. Ее хозяева — тоже колхозники — Василий Иванович и Анастасия Александровна Марчук, их дочери Клава и Нина и сын Шура всем, чем могли, помогали подпольщикам и партизанам. Они прекрасно знали, что им за это грозит мучительная смерть, но все равно делали все, что было в их силах. Восемнадцатилетний Шура со своими товарищами подбирал оружие и прятал его в соломенную крышу дома, в погреб и даже в хате. Это оружие забирали партизанские связные, приходившие к Марчукам на явочную квартиру. Старшая дочь Клава сообщала ценные сведения партизанам, а младшую дочь Нину устроили на работу в аптеку, откуда немало медикаментов перешло в лес в партизанские отряды.
Мария бывала и у Стефановичей, и у Марчуков. Она появлялась иногда и без предупреждения, но чаще сообщала о своем приходе заранее, чтобы встретиться со связными от партизан и подпольщиками, сообщавшими Осиповой всевозможные сведения или получавшими от нее задания. Осипову хорошо знали в этих домах, и достаточно было пришедшему сослаться на нее, чтобы хозяева сделали все возможное для этого человека.
Однажды Мария пришла к Марчукам и застала всю семью в волнении: фашисты издали очередной приказ, по которому юноши и девушки должны были явиться для отправки на работу в Германию. Шестнадцатилетняя Нина попадала под этот приказ (у Клавы был маленький ребенок, и отправка ей не грозила).
— Что будем делать, Мария? — растерянно спросил Василий Иванович. — Надо девку выручать.
На Осипову с надеждой смотрела заплаканная мать, в углу всхлипывала испуганная Нинка.
«Что же придумать? — размышляла Мария. — Достать справку о болезни? Долгое дело, да и соседки могут проболтаться. Спрятать девчонку тоже нельзя: родителей начнут таскать за укрывательство. Что же делать?»
И вдруг неожиданная мысль осенила ее.
— Замуж ее выдадим, а я буду свахой! — сказала она. — И жениха подходящего найдем.
Через день по всей улице прошла торжественная процессия: Мария с большой бутылкой самогона, а рядом с ней гордо выступал высокий, красивый, светловолосый парень с белой повязкой полицая на рукаве, чуть сзади шли остальные сопровождающие.
— Такой видный парень, а полицай!
— Неужели за предателя дочку отдадут? — шептал кто-то.
— Повезло Нинке, хорош жених!
— Теперь будет у Марчука зять полицай — живо разбогатеют.
Много реплик летело вслед идущим, и злых, и презрительных, и завистливых, но цель была достигнута. Соседям все было ясно: к Марчукам идут сваты с женихом. Сваха и ее спутники прошли в дом и начали обсуждать, когда будет свадьба, сколько готовить угощения и самогонки. Не забыли позвать на сговор соседок, выбрали тех, у которых ничего не держится на языке: им достаточно было нескольких минут, чтобы растрезвонить новости по всей деревне. Потом Нина проводила «жениха» через всю улицу, и только тогда они распрощались. Никому из соседей не могло прейти в голову, что вся эта свадьба — ловкая выдумка. Уж больно естественно вела себя «сваха» Мария, несшая четверть самогонки (в бутыль была налита обыкновенная вода) и красавец полицейский (партизанский связной Миша Алисионок). Так и ходила Нина в невестах, пока не донесли на Марчуков и не забрали всех, кроме Нины, в гестапо.