— Разберемся, какой ты свой!— раздался за воротами насмешливый голос.
Возле арыка майор Ярцев приказал шоферу остановиться и в это время увидел ракету...
Вскоре Ярцев уже знал, что произошло у палатки геологов.
Один из колхозников показал правей полевого стана:
— Я видел кто-то бежал сюда!
И вдруг откуда-то вынырнул велосипедист:
— В конюшне, в конюшне он!..
— Сейчас выясним,— сказал Ярцев. Но прежде он решил связаться по телефону с отрядом. Слышал, как полковник отдавал распоряжение дежурному:
— Хирурга в машину!
Ждал, что скажет начальник отряда.
— Выезжаю к вам,— сообщил Заозерный.— Возьмите того, что в конюшне.
— Здесь он! — сказал Ярцеву сторож, едва газик остановился.— Вижу, понимаете, скачет. А кто скачет?.. Слышал выстрелы. Кто стрелял?.. Скачет в конюшню... Ну, всё ясно: конь понес...
Стоит перед пограничниками старый колхозник, в стеганом халате. Неловко переминается с ноги на ногу: мол, все ли я сделал как нужно?
И велосипедист уже здесь. Жмется к старику. Парнишке лет четырнадцать.
— Сын? — спрашивает Ярцев.
— Внук.
— Молодец... А теперь прошу отойти в сторону.
Водитель гасит фары. Медленно раздвигаются ворота.
За чинарой, метрах в десяти от входа в конюшню, притаился Солибаев с «Амуром».
Начальник заставы скрыт за раздвинувшимися воротами.
Из конюшни неуверенно выходит человек. И тогда водитель снова включает свет, ослепляет его.
— Руки вверх!
«Зуб» послушно выполняет приказание. Он готов на всё, лишь бы облегчить свою участь.
Он стоит бледный, не решаясь пошевелиться.
— Я всё скажу... Всё скажу!— голос заискивающий, визгливый.
А майор Ярцев уже производит обыск.
МИНУТА ЖИЗНИ
... Тогда жили в доме купца Максудова на углу Обсерваторской и Дровяной. Кривая лестница вела в душную, тесную мансарду. Дверь упиралась в сундук и отворялась только наполовину. А еще в мансарде стояла койка с заржавленными пружинами, буфет на низеньких ножках, кушетка с вогнутым брюхом. Все это отец собирался купить в рассрочку, да свалил недуг.
Он лежал на кушетке, возле обклеенного бумагой окошка, и тяжело дышал. Вот так же, на этой кушетке, полгода назад умирала бабушка.
Пятилетнему Володе было страшно. Он затаился в полутемной комнате. Мать сидела у постели отца. Ждали доктора.
Отец мучился. Володе было жалко его и он сказал матери:
— А ты подведи часы.
— Зачем?
— Чтобы доктор скорей пришел.
На другой день отец умер. Когда возвратились с кладбища, мать постелила Володе на кушетке. Он закричал, что она его совсем не любит.
— Почему, милый?
— Потому что все умирают на этой кушетке!..
Странно, почему вдруг перед встречей с сыном вспомнился этот невеселый эпизод из далекого детства?
В первый раз за всё время службы Серебренников торопит Микаеляна.
На заставе встречает Пулатов.
Серебренников ищет глазами сына. Надрывается телефон.
Пулатов переспрашивает кого-то:
— Где, где?—И бросает коротко:—Ясно! Серебренников испытующе смотрит на него.
Пулатов взволнованно подходит к макету участка:
— Вот здесь обстрелян автоинспектор! Серебренников догадывается: Горский ведет свою группу в Оленью балку. Там он бросит машину и попытается перейти границу. Пулатов тоже понимает это. Нервничает:
— Как быть?
— Немедленно предупредить катер! Пулатов включает рацию.
Кошевник снимает наушники. Передает Шарапову обстановку.
— Отвечай: есть!— Шарапов разворачивает катер и забирает к берегу.
— А если Горский свернет на пастбища?— в голосе Пулатова растерянность.
— Ничего,— говорит Серебренников.— Район блокирован.
Пулатов сознается: после того, как раскрылся Горский, он не верит даже Людмиле... Серебренников перебивает резко:
— Все мы проглядели Горского. Вот и расплачиваемся. А Людмила тут ни при чем.
Пулатов опускает голову.
— Ну, я-то ладно... Я всё понимаю... А как Елене сказать, кто такой Горский?
Опять звонит телефон.
Заозерный — у палатки геологов.
— Выезжайте в Оленью балку, майор,— говорит он.— Проработайте след!
Серебренников понимает: отсюда до Оленьей балки минут на тридцать меньше, чем от палатки геологов.
— Тревожных в машину!—приказывает он.
— Есть!— Пулатов называет дежурному фамилии пограничников.
— Бородуля!— слышит Серебренников и думает: хорошо. Давно пришла пора проверить его в настоящем деле.
Он смотрит на часы: