А утром, когда князь был еще в халате, в кабинет вошел управляющий имением и, поздоровавшись, положил на стол пачку счетов. Бранку подписал их, не читая. Управляющий собрал и аккуратно сложил счета в папку. Заметно было, что он встревожен.
— Вот эти русские, — управляющий указал на ту сторону дворца, где жили власовцы, — кажется, надолго засядут тут.
— Ну что ж, пусть тебя не удивляют эти русские, — с нажимом на последнее слово сказал князь. — Добржиш для них — место боевых операций, а дворец князя Бранку — казарма. Ка-зар-ма! — князь вытянулся в струнку, и его немощная фигура даже стала выше. — Ха-ха-ха! — вдруг как-то визгливо захохотал он. — Как я раньше не нашел этого слова — ка-зар-ма! Какая жалкая попытка искать спокойствие в казарме! Нет, друг, с меня довольно, хватит. Пусть хозяйничает тут фрау Хильда. Она, кажется, родилась в военном обозе. Бранку же — цивильные чехи. Думаю, в Швейцарии еще найдется тихое место для их наследника.
Управляющий молчал. Он хорошо понимал, что немецкая ориентация князя пришла к печальному финалу, и как никто другой видел, что именно в этом первопричина нервного состояния и болезненной бессонницы Бранку. Но намерение князя порвать с немкой Хильдой и пересидеть катастрофу в Швейцарии управляющий считал немного наивным. Хильда уже давно не спешит в покои больного и внешне нисколько не изменилась: такая же гостеприимная. Но острый глаз управляющего замечает, как одна за другой исчезают со стен дворца старинные картины, которым, по словам знатоков, «цены нет». Хильда готовит себе надежный уют где-то на западе Европы, а возможно, и в Америке, и делает она эта спокойнее, чем ее муж. «Фрау знает, чего она хочет», — вспомнились управляющему слова Кругера.
— Князь, — обратился управляющий к своему хозяину, — сегодня, перебирая бумаги, я нашел вот это письмо. — Он подал Бранку конверт.
Князь пробежал глазами по строчкам:
— Чем заинтересовало тебя письмо этого пройдохи Мирослава?
— Извините, князь, но письмо я прочитал и хотел спросить, дали ли вы ему деньги.
— Нет, не дал. Почему это тебя интересует?
— Князь, я никогда бы не осмелился спросить вас об этом, если бы положение, в котором мы находимся сейчас, было лучшим.
— Без сентиментальностей, — бросил Бранку сухо.
— Я был в Пршибраме и виделся с отцом пана Мирослава, — сказал управляющий, переходя на шепот. — Они не служат наци, но хотят прибрать к своим рукам самооборону. Старик преисполнен надежд, он часто говорит о национальной гвардии, обновляет связи с бывшими военными…
— Что это значит? — спросил князь.
— Я не политик, но фронт уже приближается, и нам не безразлично, каким будет парламент в Чехии, и будет ли он здесь вообще. Союзники России поймут нас лучше, чем она сама.
— Я устал, друг, — вяло сказал князь, — меня интересует лишь одно: при чем здесь письмо Мирослава Гледичека?
— Гледичеки не собираются в Швейцарию, — уже прямо ответил управляющий. — О, князь, Гледичеки в мундирах могут сделать много, тем более при поддержке союзников… Услугу князя Бранку они не забыли бы потом…
— Вон ты о чем, — понял наконец Иозеф Бранку… — Я даже не узнаю тебя — настоящий дипломат. Вот чек на сто тысяч крон, и оставь меня.
КРИЖЕК ПОЛУЧАЕТ ЗАДАНИЕ
В Пршибрам спешно прибыл специальный уполномоченный пражского гауляйтера.
— Что произошло, оберст? — гневно бросил он Кругеру, выйдя из машины. — Где эшелоны, которые так ожидает гауляйтер, где войска, посланные ставкой в Прагу, и, наконец, где пойманные красные десантники?! Ведь вы же обещали украсить ими деревья на Пршибрамском шоссе. Я даже читал ваше обещание о награде за голову бандита Олешинского. Но пока что до меня дошли слухи о его листовках… Что вы на это скажете?..
«Подлый Мюллер уже успел донести», — подумал Кругер. А вслух произнес: — У меня непредвиденные операции… Прошу вас в кабинет, я все объясню.
Уполномоченный уже поставил ногу на первую ступеньку, но тут же на миг остановился.
— Имейте в виду, господин оберст, гауляйтер послал меня к вам не за объяснениями — вы будете отвечать за положение в округе. Время военное, вы знаете… — И уже в кабинете закончил свою мысль металлическим голосом: — Трудно отличить обычную нерасторопность от измены. На нашем корабле появилось немало крыс. Фюрер приказал арестовать Геринга и Гиммлера. Они заискивали перед американцами. Некоторые генералы тоже. Точнее, бывшие генералы. Теперь они мертвецы. Надеюсь, вас еще не тянет к предкам, — посмотрел он наконец на полковника.