Олешинский с друзьями вышел на площадь. К ратуше приближалась машина штаба армии. Из переднего «виллиса» вышел молодой, стройный генерал. Олешинский доложил об обстановке в освобожденном Пршибраме и округе. Свиридов сильными руками обнял капитана и, поцеловав, сказал всем:
— Молодцы!
Благодаря тому что Пршибрам и округ были освобождены от фашистов, Советская Армия имела возможность ускоренным маршем продвигаться на запад.
А через несколько дней в Пршибрам от Украинского штаба партизанского движения прибыл майор Суворов. Он поздравил партизан с успешным выполнением боевого задания и долго по-братски обнимал боевых друзей. Между прочим, Суворов сообщил, что с помощью чешских партизан под Пльзенем пойман Власов, и теперь специальный самолет доставит предателей в Москву на справедливый суд Родины.
— Хотя вы и торопитесь, товарищ майор, но передача власовцев и всех захваченных документов будет оформлена по всем правилам, — сказал Володарев.
— Только быстрее, — попросил Суворов.
— Для нашего начштаба и в аду существует порядок, — вставил Манченко.
На прощание Суворов еще раз пожелал партизанам самого быстрого возвращения на Родину.
Но до возвращения на Родину Олешинского ожидала волнующая встреча в Праге с членами ЦК компартии Чехословакии. Получив приглашение на эту встречу, капитан по-военному быстро собрался и вместе с Петром Гошеком отправился в Прагу.
На околице «мерседес» остановился. Олешинский открыл дверцы и легко, совсем по-мальчишески выпрыгнул из машины. Его лицо так и сияло счастливой улыбкой. Густой темный чуб выбился из-под военной фуражки и упал на выпуклый, прорезанный преждевременными морщинами лоб.
— Пообедаем? — обратился Олешинский к Гошеку. — Проголодался я. Наверное, весна влияет.
— Не весна, товарищ капитан, — с готовностью откликнулся Петр, доставая из-под сиденья банки, бутылку и сверток… — Не весна… Времени больше стало, есть когда о желудке вспомнить, не то что раньше.
— Да, друг, и в самом деле, не до еды было, — ответил капитан и, подхватив баночку с каким-то фаршем, подбросил ее в руке. — Теперь все иначе… Эх… — Он снова засмотрелся на небо и, переводя разговор на другое, сказал: — Завидую летчикам.- — Потом глубоко вздохнул и сосредоточенно начал есть. — Ты кем хочешь теперь быть, Петр?
— Наверное, буду шофером. Люблю машины. — И, задумавшись, Петр добавил: — Еще учиться хочу. Да куда мне!
— Как это «куда»? — Олешинский с укором взглянул на Гошека. — Теперь перед такими, как ты, все двери открыты. Ты же герой войны! Только за властью наблюдать нужно, чтобы не виляла. Пока что Бенеш готов целоваться с коммунистами. Да не верю я этим поцелуям, Петр, не верю! Помнишь, когда Пршибрам взять нужно было?
— Вы про Мирослава? — спросил Гошек.
— Пана Мирослава! Да. Как хвалил он коммунистов, а попросили помочь штурмовать город — где там, есть, мол, приказ идти на соединение с американцами. Так ни единого выстрела и не сделали. А теперь, наверное, за победителя себя выдает. Герои… Ох, Петр, следить за ними нужно, чтобы победу себе не присвоили и вам же на шею не сели.
— Ничего, мы не проморгаем. Бенеш — старый волк, но и мы стреляные.
— Ну, ладно, поехали, — Олешинский взглянул на часы. — Нужно торопиться. В Праге нас ожидают.
На обочине дороги подбитые машины, танки, пушки.
— Техника фельдмаршала Шернера, — сказал Олешинский и, задумавшись, добавил: — К союзникам торопился. А тут от Праги танки Рыбалко жмут, а здесь — партизанские линии. Помнишь, как Шернер кичился: «Я не знайт соединений «Смерть фашисм!». Я есть капитулянт только регулярный войск». — Олешинский так хорошо копировал Шернера, что Гошек не выдержал, расхохотался.
— Вам, товарищ капитан, в артисты бы податься. Талант! Ну самый настоящий Шернер! Даже… — он не договорил и резко затормозил.
— Ну, что там? — недовольно спросил капитан.
— Объезд. Путь разбит.
Несколько минут ехали молча.
Вдруг сухой треск рванул воздух — дыхнуло рыжеватым пламенем…
Гошек пришел в себя не сразу, а когда открыл глаза, то почувствовал, что лежит на дороге. Первое, что он увидел около себя, была полевая сумка капитана…
Удивительная вещь: Гошек видел, как мчат мимо автомашины и мотоциклы, чувствовал даже запах выхлопных газов, но не слышал привычного для себя гула моторов. Стояла странная, глухая тишина. Будто все это он наблюдал из прозрачного, изолированного от всяких звуков укрытия.