Из-за стола поднялся немолодой лысоватый человек с юношескими голубыми глазами и молча поклонился. «Учитель, наверное, или бухгалтер», — подумал Евгений Олешинский, рассматривая человека со странной фамилией, скорее немецкой, чем чешской. Но Строкач прервал раздумья Олешинского, сразу же рассказав о комиссаре:
— Вацлав Баумгартл — активный деятель тельмановского подполья. Работал в Германии, Чехии, а когда туда пришли фашисты, перебрался в Советский Союз. Хорошо владеет чешским и, безусловно, немецким языками. Вот еще два чешских товарища, — продолжал Строкач. — Олег Беднареж, или просто Олег, и второй — просто Петр.
У Олега, молодого, кареглазого брюнета, оказались удивительно тонкие, прямо-таки артистические руки. Капитан мысленно так и окрестил его артистом. Петр был, наоборот, немного несуразный, с грубоватыми руками, широкими скулами. В его взгляде словно сквозила печаль.
— На первых порах, — говорил Строкач, — Олег поможет вам связаться с пражским подпольем, а потом будет выполнять самостоятельные задания. Боевыми помощниками, — Строкач весело улыбнулся, — рекомендуем вам, товарищ Олешинский: Михаила Манченко — заместителем по диверсиям, Михаила Баранова — заместителем по разведке и Ивана Володарева — начальником штаба. Можете выбрать по своему усмотрению врача, двух радистов и ординарца, что ли…
Все засмеялись. Олешинский подумал, что врачом он возьмет Татьяну Катюженок, старшим радистом — Машу Игнатову и радистом — Сергея Мордвинова, а еще заберет с собой своего Виктора.. Этих людей он знает. На них можно положиться.
— Теперь, — сказал представитель ЦК, поднимаясь, — я с вами попрощаюсь, а вы переговорите с чешскими товарищами. Ну, счастливой дороги, друзья, и главное — счастливого возвращения. Обязательно с победой! — Он по очереди пожал всем руки, и для каждого у него нашлось несколько теплых напутственных слов. Потом сказал всем: — Желаю успеха, — дружески подмигнув Олешинскому, вышел из комнаты.
КРИЖЕК ПРОИГРАЛ
Вольф Мюллер много отдал бы за то, чтобы узнать о киевских встречах Олешинского. Но неприятности постигли майора еще до появления в Пршибрамском округе «красных».
Несколько дней назад почти под самым городом кто-то убил двух мотоциклистов, и все поиски оказались напрасными. Потом кто-то обрезал комендантские телефонные провода. В тюрьме чехи упорно молчали, самые лучшие эсэсовские «спортсмены» не могли развязать им языки. А сегодня ночью снова сюрприз: из лагеря Писек удрали свыше ста русских военнопленных. Они не просто удрали, а перестреляли часовых. Снова вопрос: откуда взяли оружие. Возможно, во время работ кто-то вооружил этих Ива́нов. Но как они пронесли оружие в лагерь? Их же обыскивают там на каждом шагу. Не могли же они проглотить пистолеты и потом… Вопросы сыпались один за другим, а ответа не было. А тут еще начальство недовольно. «…Интересно, что за тип появился в Добржише и добивается встречи со мной? Сообщили, якобы очень нужный человек, с которым нельзя говорить в Праге, чтобы не выдать его. Нужно, чтобы чешские коммунисты ему доверяли. Что ж, для таких встреч Добржиш — подходящее место. Дворец господина Бранку слыхивал и не такое». С этими мыслями Мюллер завернул к князю. Тот был не в настроении. Буквально за минуту до появления майора звонили из Праги.
— Друг мой, — прохрипела мембрана, и Бранку узнал голос гауляйтера из Праги, — я понимаю, вам, конечно, надоел военный госпиталь. Мы намеревались устроить в Добржише что-то вроде временного санатория, но война есть война. Получился госпиталь.