— Теперь слушай! Старого флота более не существует. Штаб Балтийского флота, в котором ты служил, ликвидирован. Офицеры, состоявшие в его штате, отправлены в отставку. Сейчас формируется новый флот, рабоче-крестьянский, но многие морские офицеры высказали намерение снова поступить на флот в качестве опытных военных специалистов. Сам-то ты, Владимир, чем намерен заниматься в будущем?
Тихонов подумал и ответил прямо:
— Я, кроме флотской службы, ничем в жизни не занимался. Хотя, мог бы, наверное, пойти учительствовать, астрономии детей учить. Но лучше все же вернуться на флот, если мои способности, как специалиста, окажутся востребованы.
— Считаю, что ты высказался политически верно и дальновидно. Флоту ты понадобишься в ближайшее время. Более того, я обязан сообщить тебе следующее. Месяц назад, в марте, советское правительство в полном составе переехало из Петрограда в Москву. Да-да, не делай удивленное лицо. Этот факт — свершившийся, столица страны теперь вернулась в Белокаменную. Я назначен заместителем народного комиссара по морским делам. Создаю свой штаб, и мне требуется надежный и опытный специалист по военно-морской разведке. Должность как раз для тебя, согласен?
— Хорошо, Федор, я согласен, будь по-твоему. Но дай мне немного отдохнуть, побыть дома, начать соображать. Четыре года я провел на войне без отпуска. Ранен был в сентябре прошлого года, потом в политику попал нежданно-негаданно, в тюрьме сидел. Надо перерыв сделать небольшой. В общем, товарищ комиссар, нуждаюсь в непродолжительном отпуске по состоянию здоровья.
— Добро, даю тебе месяц. Находись дома в Петрограде. В Москву вызову телеграммой. Давай, товарищ Тихонов, еще по одной выпьем за твое назначение.
Новый глоток коньяка неожиданно просветлил голову, Тихонов почувствовал себя гораздо лучше, чем в начале встречи с Раскольниковым. Да и жизнь после конкретного предложения начала обретать перспективы.
Федор вдруг заявил, что ему срочно требуется подготовиться к важному совещанию, и отправил гостя на своей машине домой в Финский переулок. Меньше чем через час после разговора в гостинице Владимир Константинович сидел у себя и беседовал с матерью.
Первым делом он объявил, что приехал в отпуск и останется дома надолго. Обрадованная Ольга Антоновна решила приготовить на стол, но сын остановил ее, потому что с дороги (про тюрьму говорить не стал) непременно хочет помыться в бане. Мать подсказала, что Финляндские бани, которые у них по соседству, в девятом доме, сейчас работают, можно сходить туда. Быстро собрала узелок с чистым бельем, сунула в него кусочек мыла и отправила долгожданного гостя мыться.
После бани, наслаждаясь собственной чистотой и спокойной беседой с матерью, сын ел и нахваливал ее обед, а потом, усадив хлопотунью за стол, собственноручно занялся самоваром. Ольга Антоновна при этом расстроенно сообщила, что у нее совсем не осталось чайной заварки, которую по нынешним временам не купить ни в одной лавке. Зато вспомнила и достала из полотняных мешочков пучки с высушенным летним сбором и заварила такой душистый травяной чай с малиной, какого сын не пил с самого детства.
Тихонов, обливаясь потом, пил стакан за стаканом и пребывал в состоянии легкой эйфории, что после приключений, выпавших на его долю, было совсем не удивительно.
Ольга Антоновна, радуясь, что сын слушает, говорила о насущном. О том, что деньги в стране потеряли всякую ценность, хотя другой измерительной единицы нет: фунт хлеба в вольной продаже стоит 1200–1500 рублей, значит, прежняя копейка равна 700 рублям. Но это не совсем так, убедительно взглянула мать на сына, ведь дрова, которые стоили четыре-пять рублей, продают по 75 тысяч рублей за сажень. То есть прежняя копейка равна 150 рублям, закончила она простой подсчет. Сын слушал и молчал, не зная, как ей ответить, тогда Ольга Антоновна взглянула на часы, пробившие семь вечера, как бы ненароком спросила:
— Володенька, может нам Наташу, соседку, пригласить к чаю? Она уже с работы пришла…
Сын возражать не стал.
2
Через неделю домашнего отдыха Владимир Константинович вынужден был себе признать, что симпатичная соседка Наташа занимала все больше места в его молодой холостяцкой жизни. Ему нравилось разговаривать с ней, отвечать на ее вопросы, глядя при этом в синь ее больших глаз, на мягкий овал лица и подбородок с едва заметной ямочкой. Ее привычка перебрасывать тяжелую русую косу с одного плеча на другое, казалась ему довольно милой. Двадцатилетняя Наташа была начитанной и хорошо воспитанной девушкой, при этом скромной, порой до застенчивости.