А что с людьми в фургоне? Там как минимум трое – водитель и те, что палили из кузова. Я обошел машину. Раздался скрежет, потом удар, на землю свалилась сорванная с петель крышка люка. Из машины на четвереньках выполз человек. Выпрямился…
Темные волосы, смуглое лицо с восточными чертами, ссадина на лбу. Худая, среднего роста. Совсем девчонка – лет пятнадцать, наверное. А может, и больше, иногда трудно разобрать.
На девушке были кожаные штаны, жилетка, короткий брезентовый плащ с капюшоном и сапоги.
Она с натугой подняла длинноствольное ружье и попыталась выстрелить в меня. Ружье клацнуло – то ли разряжено, то ли патрон перекосило.
– Эй, эй, стоп! – сказал я, вскинув самострел. – Погоди! Я не…
– Не подходи! – крикнула девушка, пятясь. – Ты… симбиот… Не подходи!
– Но я…
– Ты был в некрозе! Не подходи, я сказала! Ты заразишь меня!
Вскочив, она бросилась за фургон, и я побежал следом, чтобы девчонка не успела схватить оружие мотоциклистов.
Из–за машины донесся вскрик.
Выяснилось, что один из бородачей жив. Незаметно пробравшись за кабину, он сбил девушку с ног, вывернул ей руку за спину и схватил за волосы. Когда я оказался там, она стояла на коленях, выгнувшись, запрокинув голову. Хрипя и дергаясь, пыталась вырваться.
Я медленно пошел к ним. Стрелять нельзя, дробь накроет обоих. Длинная, почти до колен, черная рубаха бородача, похожая на обрезанную рясу, порвалась на груди и плече, из ссадины на лбу текла кровь, во рту не хватало зуба. На шее висела железная цепь с амулетом. Вроде распятие, но крест напоминает скорее букву «Х», да и распятая фигура не похожа на человеческую.
Слегка присев, бородач сильнее отогнул назад голову пленницы и стал поворачиваться так, чтобы девушка оставалась между нами. Она застонала от боли.
– Именем Ордена, наемник! – произнес он хрипло. – Уходи! Ты что, не понимаешь, с кем связался?!
В его голосе были гнев и возмущение. Я приближался, не опуская оружия. Что этот мужик способен сделать? Ствола у него не видно, значит, я смогу подойти вплотную… Бородач тоже понял это – и толкнул девушку на меня.
Я отскочил, она растянулась на траве. Прыгнувший вперед бородач ударил меня по руке короткой дубинкой, которую прятал в рукаве. Самострел громыхнул, но ствол качнулся в сторону, и дробь попала в лежащий на боку фургон.
Стволом самострела я ударил бородача в живот, бросил оружие, широко развел руки и врезал противнику ладонями по ушам.
Говорят, при достаточной силе такой удар разрывает барабанные перепонки, хотя мне подобное никогда не удавалось. В любом случае даром это не проходит. Бородач застонал, разинув рот, из глаз брызнули слезы. Я рубанул его ребром ладони сбоку по шее и тут же костяшками пальцев – в кадык. Раздалось чавканье, будто камень упал в густую грязь, и тихий хруст. Из широких волосатых ноздрей плеснулась кровь, струйка потекла изо рта в темную бороду. Здоровяк упал навзничь.
Я отступил, тяжело дыша. Повернулся, услышав щелчок.
Девушка лежала на боку, целилась в меня из моего же самострела и раз за разом вдавливала спусковой крючок.
– Эй, подруга… – начал я, шагнув к ней. – Я ж тебя спас, а ты…
– Не подходи! Не подходи! – Она все еще пыталась выстрелить.
Я схватил самострел за ствол. Девушка ахнула, отдернув руки, на спине поползла от меня. Медленно шагая следом, я перезарядил оружие.
– Не подходи! – повторяла она почти в истерике. Большие светлые глаза наполнял ужас. – Ты… Некроз…
– Да что за некроз такой?! – не выдержал я. – О чем ты? Я ничем не болен, что ты несешь!
– Ты спустился оттуда, я видела в бойницу! – Она ткнула пальцем вбок, и я повернул голову.
Фургон лежал вдоль дороги, над бортом виднелся пологий холм. Внезапно я понял, что он отличается цветом от всего окружающего ландшафта – словно пятно темной жирной грязи посреди серого, в желтых и зеленых разводах, покрывала.
Когда я перевел взгляд обратно на девушку, она, привстав, взмахнула длинной кривой палкой, которую нашла в траве, и врезала ею мне по плечу.
Я покачнулся. Палка треснула и сломалась.
– Ну ты вообще охренела! – Я сунул самострел за ремень, сграбастал ее и поднял на руки. Она задергалась, голова откинулась назад, смертельный ужас исказил лицо – девчонка и вправду боялась меня, очень боялась. На лице к тому же было омерзение, словно я какая–то опасная ядовитая мокрица.