Потом меня переселили в комнату под крышей бревенчатой башенки на стене Форта. Здесь было куда лучше, стояла удобная кровать, стол, табурет, но, главное, тут пахло оструганным деревом, а не порохом. Как-то вечером Юна пришла ко мне, когда я стоял на крошечном балконе с самокруткой в зубах и разглядывал окрестности. Заканчивался нечастый для этого сезона безоблачный день, к вечеру с севера наползли тучи, теперь они висели над миром, будто темные горы. Ветер нес редкие капли дождя, было свежо и прохладно. Я стоял босой, в одних штанах, уперев локти в ограду. По звуку шагов понял, кто это, и не стал оглядываться. На плечо легла теплая ладонь, скользнула по спине, пальцы легко коснулись повязки на заживающей ране. Щелчком отправив вниз самокрутку, я повернулся. Юна стояла совсем рядом, одетая в легкое платье и сандалии. Я впервые видел ее в платье. Она положила другую руку на мой затылок и притянула голову к себе. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом ее губы шевельнулись, но я не дал ей ничего сказать - наклонился ниже и поцеловал.
Потом, когда уже давно стемнело и мы лежали в постели, прижавшись друг к другу, под одеялом - мы так и не закрыли дверь на балкон, в комнате стало холодно, но вставать никому не хотелось, - я спросил:
- Где Чак? Он ни разу не показывался.
- И не покажется. Он сбежал.
- Сколько унес?
- Откуда ты знаешь? - Приподняв голову, Юна посмотрела на меня. - Он говорил тебе, что собирается сделать?
- Ничего он не говорил. Но Чак ведь вор, догадаться нетрудно.
- Но он мог бы заняться этими солнечными батареями в наших мастерских! У нас лучшие мастерские на севере Пустоши!
- И что, Меха-Корп отдал бы ему результаты, если бы все получилось? - сказал я. - Конечно, нет. Батареи достались бы вам, и Чак это понимал.
Она снова положила голову на мое плечо.
- Пока в Форте стреляли и дрались, он забрался в... в одно место, в подвалах, и унес... Я даже не знаю, сколько. Он как-то прожег толстую дверь и вскрыл замок. Наш казначей до сих пор ходит бледный и трясется от злости при одном упоминании о Чаке. Он объявлен вне закона, любой член Корпорации должен немедленно схватить его и доставить в Арзамас, если только увидит. Но я сомневаюсь, что его увидят... Ну хотя бы потому, что теперь он, наверное, один из самых богатых людей Пустоши.
- В любом случае, он самый богатый карлик Пустоши, - усмехнулся я, и Юна снова подняла голову.
- Что? - спросил я.
- Ты улыбнулся.
- Да, и что тут такого?
- Я впервые вижу это. За все эти дни ты не улыбался ни разу. У тебя такое лицо... Я думала, ты вообще не умеешь улыбаться.
Я закрыл глаза. Некоторое время мы лежали молча, а потом она спросила:
- Ты не останешься?
- Нет, - сказал я.
- Ты бы мог стать главой Охраны. Совет согласится, если я предложу. У тебя... - Юна надолго замолчала и договорила: - У тебя будет все. И буду я.
Вместо ответа я положил ладонь на ее затылок, скользнул пальцами по шее над плечом - и ощутил уплотнение, твердый плоский бугорок под кожей там, где татуировка.
- Куда ты пойдешь? - спросила Юна.
- Точно не знаю. Думаю, к небоходам.
- К летунам?.. Зачем?
Что мне было сказать ей? Что на самом деле я не отсюда и в том месте, где жил раньше, водил большие железные авиетки, способные летать на огромной скорости? Что я привык к небу и снова хочу подняться в него? И что дело даже не в небоходах - оставшись здесь, я снова стану винтиком, частью созданной кем-то системы, а отправившись в путешествие по этому миру, смогу, возможно, найти для себя другую роль?
Найти себя самого?
Она бы вряд ли поняла меня. И я соврал, что небоходы вызывают во мне какие-то смутные воспоминания, возможно, мое прошлое было как-то связано с ними, потому-то я и хочу попасть в Улей.
Арзамас я покинул спустя несколько дней. Поиски в городе, расспросы живших в Форте людей, в том числе старого лекаря, лечившего отца Юны и помнившего ее совсем маленькой, поначалу ни к чему не привели. Но лекарь вел себя как-то нервно и отводил взгляд, так что в конце концов я прижал его, и он рассказал, что на самом деле Юна Гало не дочь скончавшегося главы Меха-Корпа - вернее, она его приемная дочь. Про это теперь почти никто не помнил. Тимерлан нашел Юну на равнине к востоку от города (тогда еще там не было Некроза) - пятилетнюю девочку, которая говорила странные вещи и много плакала.
Лекарь даже смог припомнить кое-что из того, что она лепетала тогда.