Слова её не очень-то убедили меня, но я решил пока что не доставать оружия, чтобы не пугать лишний раз «хорьков». Они могут и разбежаться с визгом, как утверждала Юна Гало, а могут наброситься из-за угла… то есть выстрелить по нам откуда-нибудь с вершины мусорного холма.
Мы вошли на свалку. Подъёмный кран высился над всей округой, теперь я хорошо видел человека, высунувшегося из окна кабинки с ружьём в руках. Он следил за нами, но оружие не поднимал. Одет во что-то бледно-рыжее, на голове жёлтая косынка, стянутая узлом сзади. Когда мы почти миновали кран, дозорный громко свистнул. Спустя несколько секунд донёсся ответный свист.
Жара спала, но за день солнце успело разогреть свалку, и над холмами курились испарения. Пахло горелой резиной, гнилью и мазутом.
Впереди показались стоящие вплотную большие картонные коробки с криво прорезанными окошками. Сверху лежала чёрная от дёгтя и машинного масла ветошь — что-то вроде соломы на крыше сельского дома. У последней коробки боковины не было, рядом на листе жести сидел, сложив ноги по-турецки, полуголый оборванец. Над всклокоченными волосами его вилась жужжащая стайка мух.
— Просто идём дальше, — сказала Юна Гало. — Не обращай внимания на эти отбросы.
— Вижу, сердце твоё полно жалости и сострадания к ближним, — заметил я.
Оборванец смотрел на нас мутными глазами. Когда мы поравнялись с ним, он привстал, простёр в нашу сторону руку, будто хотел предупредить о чём-то, но так ничего и не сказал — плюхнулся обратно на жесть. Я приостановился, но Юна решительно шла дальше. Человек, встав на четвереньки, полез в свой картонный дом.
За штабелем растрескавшихся бетонных плит горел костёр, по сторонам его стояли рогатины, на них висела толстая ржавая пружина, прогнувшаяся под весом котла. В нём что-то булькало — съедобное, судя по запаху, хотя я бы не рискнул снять пробу. Рядом на перевёрнутых вёдрах, на камнях или просто на корточках сидели люди, мало отличавшиеся от первого обитателя Гари, который попался нам на глаза. Женщина с чёрным от копоти лицом, забравшись на горку битых кирпичей, огромным половником зачерпнула из котла варево и стала нюхать, шумно втягивая ноздрями воздух.
При нашем появлении все повернули головы, а женщина едва не свалилась с кирпичей и выпустила половник, который с хлюпаньем упал в котёл. Выругавшись, она спрыгнула на землю и уставилась на нас, уперев руки в бока. На ней был короткий халат и ватные штаны, из-за пояса торчала обмотанная тряпьём рукоять.
— Эй, вы! — хрипло крикнула женщина, вытащила мясницкий тесак и потрясла им.
— Идём, идём, — поторопила меня Юна. — Не останавливайся и не обращай на них внимания.
— Стойте! — прозвучало сзади, но девушка не обернулась.
Люди пялились нам вслед, пока мы не миновали остов экскаватора, в ковше которого спал человек, и машина не скрыла нас от компании вокруг костра. Дальше был ряд автомобилей без колёс, стоящих на столбиках из кирпичей. Между холмами за ними раскинулись огороды. На кривых грядках зеленели кустики и хилые, нездорового вида побеги, подвязанные тряпками и проволокой к торчащим из земли палкам.
За следующим холмом открылась обширная земляная площадка, на краю которой стояла единственная в этом месте постройка, отдалённо напоминающая нормальный дом. Первый этаж — каркас из сваренных труб и решёток вместо стен, а второй дощатый, с квадратами неровно выпиленных окон и балконом. Там на высоком табурете сидел человек в широкополой шляпе, с винтовкой в руках.
Наверное, это место служило в Серой Гари центральной площадью. У дома между машинами с открытыми кузовами прохаживались люди, все в рыжей коже и с банданами на головах. Ближе к нам стояла водяная колонка, окружённая чугунной оградой с калиткой, висящей на одной петле.
Оглядевшись, Юна решительно пошла через площадь, и я сказал:
— Стой.
— Может, договоримся, чтоб нас подвезли…
— Подожди!
Она быстро шла вперёд, не оглядываясь.
Сделав несколько шагов, я остановился. Повторил:
— Юна, стой.
Она упорно шагала к гостинице. Человек на балконе выпрямился во весь рост — даже отсюда было видно, что он здоровый, как медведь, — и потряс винтовкой. Она тоже была здоровенной да к тому же с оптическим прицелом, непривычно длинным и широким.
Люди у машин пошли навстречу Юне, ещё несколько показались по сторонам площади.
Я достал револьвер, и здоровяк на балконе, вскинув винтовку, выстрелил. Пуля ударила в землю у моих ног.
— Медленно-медленно положи его! — крикнул он.
— Я из Меха-Корпа! — звонко прокричала Юна, быстро шагая через площадь. — Хочу нанять вас!