Так это было или иначе, но после ночного «визита» подпольщиков Франц Крупа исчез из Ровно. Напрасно товарищи из группы Федора Шкурко почти неделю наблюдали за двухэтажным особняком, чтобы подстеречь австрийца. Он не появлялся. Скорее всего, после той ночи матерый бандит убедился, что пощады ему не будет, и скрылся в надежде затеряться в хаосе войны, среди катившихся все дальше на запад «беженцев».
Наши опасения насчет того, что схваченный во время облавы тяжело раненный Володько не выдержит гестаповских пыток, оказались напрасными. Андрей до последнего вздоха остался верным долгу советского патриота. Несмотря на жесточайшие пытки, он не сказал фашистским палачам ни слова и умер как герой.
Набросив на плечи френч, сотенный Могила с гитарой в руках вышел во двор, присел на старую колоду и, перебирая струны, гнусаво запел:
Украина-мать
Кличет нас восстать...
Время двигалось к полуночи. В небе серебрился диск луны. Настроение у сотенного было веселое, даже можно сказать, возбужденно-лирическое. Только что он отпустил двух своих подручных, агентов «службы безопасности», с которыми совещался больше часа. Не обошлось, конечно, без выпивки. В окруженной тополями хате вертлявая Варька, его новая «подруга», готовила ужин. В этой хате, что приткнулась на самой околице Клевани, Могиле все нравилось — и Варька, и сад, и Варькина мать, добрая, приветливая старуха. Сотенный в последнее время частенько наведывался сюда.
Бренчала гитара. Голос Могилы время от времени срывался на хрип: сказывались частые выпивки. Круглым пятном белело в тени его невыразительное, обросшее рыжеватой щетиной лицо.
Федор Кравчук притаился за кустом совсем рядом, при желании он мог бы дотронуться до плеча бандеровца. Возле Федора — политрук Поцелуев с неизменным парабеллумом в правой руке. Поцелуеву ничего не стоило выстрелить без промаха почти в упор в сотенного Могилу. Но бандеровский главарь нужен был подпольщикам живой, а не мертвый.
— Кончай песню! Бросай гитару! Прямо по тропинке — вперед! И не вздумай оглядываться! — прозвучал за спиной Могилы незнакомый, по-военному строгий голос.
Сотенный торопливо вскочил с колоды. С его плеч соскользнул на землю суконный френч:
— Что вы, хлопцы? — испуганно залепетал бандит. — Вы откуда? Чего вам от меня надо? Я вас не знаю...
— Зато мы тебя хорошо знаем, гад! Николай, пошарь в его карманах, обыщи: не прячет ли он там чего? — продолжал Кравчук, обращаясь к Поцелуеву.
Поцелуев извлек из кармана широких галифе сотенного новенький «зауэр».
Федор приказал бандиту идти по тропинке вниз, в огороды. Сотенный покорно зашагал, сразу примирившись с мыслью, что от этих двоих не удерешь. Он хорошо знал, что такое парабеллум, приставленный почти к самой спине: чуть шевельнешься, попытаешься шагнуть в сторону — и конец.
Кравчук и Поцелуев привели бандеровца в небольшой запущенный сад на южной окраине села, принадлежавший прежде одному из местных советских активистов, хату которого бандиты спалили еще в первые дни войны. В зарослях бурьяна возле размытого дождями пепелища уцелел лишь глубокий погреб, выложенный кирпичом. Это глухое место указал подпольщикам Максим Гуц.
— Ну вот мы и пришли, — с подчеркнутым спокойствием произнес Кравчук, будто давно собирался именно здесь мирно побеседовать с сотенным о неотложных делах. — Теперь поговорим. Мешать, кажется, никто не будет. Итак, сотенный Могила, нам нужны адреса членов вашей «службы безопасности», всей клеванской группы, которая взаимодействует с твоей сотней. Не тяни кота за хвост, называй адреса, фамилии. На этом и кончим разговор.
Могила деланно засмеялся.
— Ишь чего захотели — адреса! Зря стараетесь, паны-товарищи. Никаких адресов не получите!
— В идейного бандита играешь, гад! — сурово проговорил Кравчук. — Ты же весь в людской крови. Если всю ее, пролитую по твоей вине, собрать вместе, ты, как щенок, захлебнешься. Тоже мне, в герои лезет... Сейчас мы твои судьи, а наши свидетели — трупы утопленных тобой в Горыни советских бойцов. А сколько замученных в других местах! Всех не сочтешь... Повторяю: нужны фамилии и адреса членов «службы безопасности». Молчишь? Ну что ж, поговорим по-иному. Один такой бандит вроде тебя поначалу тоже кочевряжился, а потом все сказал. Про то, что ты по ночам у Варьки бываешь, тоже он сообщил... Лезь в погреб, бандитская тварь! — повысил голос Федор. — Николай, приготовь веревку. Будем кончать, если не хочет говорить.