В чуме минут пять стояла напряженная тишина. Было лишь слышно, как потрескивали корешки самосада в цигарках.
— Откуда вам известно, что Кравчук руководил подпольной организацией в Грушвице? — спросил я шофера.
— Об этом многие в селе знали, — ответил он. — А я с Федором давно был знаком. Когда вырвался из лагеря военнопленных, он устроил меня на работу к одному дядьке в село Тынное. Тогда же поручил следить за немецким аэродромом. Я следил, сообщал, Федору, что нужно. А после того как гаулейтер Кох улетел из Ровно, Федя посоветовал мне перебраться в город. В гражданке я был шофером. Кравчук где-то достал водительское удостоверение, ну я и устроился в гараж, на немецком грузовике работал.
— Ваша фамилия Морев?
— В Тынном был Моревым, в Ровно другую фамилию носил, а если по-настоящему, то я — Дрозд Семен Васильевич. А вы, простите, кто будете? — перейдя на «вы», спросил он.
— Слышал о Мореве, приходилось слышать, — не отвечая на вопрос Дрозда, проговорил я. — Когда все это случилось в Грушвице?
— Три дня назад, — ответил он после небольшой паузы. — Позавчера я ездил в Дубно, по пути завернул в Грушвицу, там и узнал о Федоре...
Линия фронта приближалась к Ровно. Бои шли на реке Горынь, всего в тридцати километрах от города. Сильно потрепанные в предшествующих боях гитлеровские моторизованные и танковые полки пытались еще удержаться, зацепившись за этот водный рубеж. Тем не менее фашистские верховоды уже понимали, что надежда на Горынь — несбыточная иллюзия, и готовились к дальнейшему отводу своих войск на запад. По всем дорогам от реки в район Ровно двигались немецкие тягачи и бронетранспортеры, грузовики и конные обозы, подразделения связи и эсэсовцы. На опушках лесов, в селах и на хуторах размещались всевозможные полевые штабы, заградительные отряды, госпитали.
Вражеские войска, казалось, были всюду. И спереди, и сзади, и по сторонам натужно ревели моторы, лязгали гусеницы танков, слышались команды, немецкая ругань, ржание лошадей.
Я с группой подпольщиков возвращался из отряда Медведева в Ровно. Мы медленно пробирались к городу среди наполненной тревожными звуками ночи. У каждого за спиной по тяжелому рюкзаку с толом, минами, гранатами и патронами.
Согласно документам, которые для нас специально изготовили в партизанском отряде, мы являлись сотрудниками СД и шли в город якобы для выполнения особого задания немецкого командования. Однако каждый из нас понимал, что больших надежд на этот бумажный камуфляж возлагать не приходилось. Фальшивые документы лишь на крайний случай, чтобы пустить пыль в глаза какому-нибудь лейтенанту или фельдфебелю, если они заинтересуются содержимым наших рюкзаков. Лучше же всего не встречаться с немцами.
Группа небольшая, нас всего пятеро. Те, что шагают рядом со мной по подмерзшему насту, — Георгий Татаринов, Дмитрий Мартынюк, Серафим Афонин, Александр Серов — тоже ровенские подпольщики, хотя до прихода в партизанский отряд я лично знал только одного из них, Татаринова. Совсем недавно они перебрались в лес, к партизанам, мечтали об открытых схватках с врагом, а теперь вновь добровольно возвращаются в город, чтобы участвовать в диверсиях против гитлеровцев.
Проникнуть в Ровно удается не сразу. На его окраине всюду заслоны из военных патрулей. Проходит больше часа, прежде чем мы нащупываем щель, в которую можно проскользнуть. Но вместе идти нельзя. Придется пробираться по одному. Договариваемся встретиться на квартире у сестер Подкаура и расходимся. Чуть согнувшиеся под тяжестью рюкзаков фигуры товарищей одна за другой растворяются в темноте.